В грозные годы царствования Ивана IV по Руси из уст в уста передавались рассказы о «златокипящей Мангазее», о маленьком деревянном городке, закинутом в глубь далекой «полунощной» Сибири.

Этот сказочный город от Руси отделяли бури «Мангазейского моря» и кручи Уральского хребта, вершины которого «а облаках но видели... а длина его от моря и до моря». Но отважные новгородцы уже с давних пор знали дорогу в Сибирь через суровый «Камень» (Урал). Он - путь этот - шел по лесным дебрям, где «дорога нежилая людьми, пустое место». Он вел тесными речками, где можно было пробираться лишь на легких однодревках - долбенках. На волоке через «Камень» с «криком и ионом» нападала «кровавая воровская самоядь...»

За неприютным «Мангазейским морем» (Тазовской губой), в низовьях реки Таза, стояла Мангазея.

Каждый год ранней осенью в Мангазею приходили «чрескаменным путем» сотни торговых людей. Шумной жизнью жила тогда Мангазея: населялись заколоченные на лето дома, и шла «ярманга». А весной, собрав ватаги охотников, поднимались торговые люди вверх по реке Тазу, волоком перебирались на Енисей, шли в безлесную Пясиду (Таймыр), на Вилюй и «великую реку» Лену.

Безбрежная сибирская тайга встречала охотников цингой и голодом. Но те, кому удавалось осенью вернуться в Мангазею, приносили с собою тяжелые связки бесценных соболиных шкурок и богачами возвращались в свои родные города.

Морской путь в Мангазею начинался в устье Двины. Отсюда мореходы плыли «подло берег пособным ветром». Не желая огибать длинный Канин полуостров, перерезали его волоком. Пройдя Чешскую и Печорскую губы («Сухое море»), въезжали в Югорский шар. Оставив в стороне остров Вайгач, снова волоком срезали полуостров Ямал и попадали в Обскую губу. Здесь «бежали парусным погодьем» (при попутном ветре) до «Заворота» (мыса Каменного) и в низовьях Таза швартовались, наконец, у Мангазеи.

Опасен и труден был этот путь «морем - окияном», зависел от случайностей погоды, от попутного ветра, от подвижки льдов. И все - таки до 50 больших «коней» (судов) приходило каждый год в Мангазею из далекой Европы. До 35 тысяч одних только дорогих соболиных шкурок продавала за осень Мангазея. Это был единственный морской порт тогдашней Сибири.

Москвичи и ярославцы, устюжане и мезенцы, костромичи и казанцы - весь этот смелый люд, занесенный со всех сторон Руси в негостеприимную и дикую страну, - объединялся в Мангазее в своеобразный союз, образуя «мир». Мангазея не знала ни царских воевод, ни дьяков, ни подьячих. Но недолго оставалось свободным мангазейское зимовье. В 1601 году пришли сюда царские воеводы. С появлением московских воевод начались поборы. Около трети государева налога шло в необъятный воеводский карман. «Мир» ожесточился.

Началась «мангазейская смута с ружьем и саблей», с осадой воеводских башен.

Эта смута была началом конца Мангазеи. Московский воевода перенес свой центр в соседний Туруханск. Москва стала ЧИНИТЬ препятствия мангазейской торговле и, опасаясь прихода в Сибирь иноземных купцов и судов, строго - настрого запретила пользоваться не только «чрескаменным путем», но я «старою дорогою большим морем». И Мангазея обезлюдела. Ее деревянные стены развалились, бури разбросали доски и бревна, и не найти теперь даже того места, где когда - то шла торговля Сибири с Европой.

И только в наше, советское время снова пошли караваны торговых судов «заповедною окиянскою проливом» и над Великим Северным морским путем, освоенным большевиками, гордо развевается флаг нашей родины.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.