Человек, который писал эти заметки, – я ручаюсь, вы прочтете их не бездумно, они неизбежно потребуют ответного внутреннего голоса – прожил взрывчатую жизнь, обильную деяниями смолоду и щедро плодоносящую в зрелые годы.
Почти каждый, кто был приобщен к Октябрьскому перелому истории, одним этим уже выделен и осчастливлен. В накале общественных страстей духовное развитие убыстрялось стремительно. Все менялось вокруг. Посреди российских катаклизмов никто не усмотрел диковинки в превращениях учительского сына Иванова, одной фамилией осужденного на безликость, а ныне, напротив, словно бы выигравшего от ее всеобщности! Встретив революцию пятнадцатилетним гимназистом, спустя два года он преобразился в буденновского конника.
К сожалению, Валентин Дмитриевич Иванов не оставил биографических заметок. Все, чем мы располагаем сейчас, – это два листка машинописного текста: ответы на анкету, посланную ему редакцией энциклопедии в апреле 1974 года, за год до кончины писателя. Графа «В каких войнах участвовали?» заполнена до обидности скупо: «В гражданской, рядовой».
Пережив боевую юность, он вновь стоял на пороге жизненного выбора. На этот раз с искалеченной после тяжелого ранения рукой.
В той же анкете он напишет: «В 20-х, 30-х, 40-х годах партия и правительство обращались к трудящимся зачастую так: товарищи рабочие, инженеры, техники, практики... Дипломированных инженерно-технических работников не хватало, и в группу ИТР входило немалое число практиков, к которым я и принадлежал. А начинал я с рабочего...»
Итак, в семнадцать лет красногвардеец, в двадцать – рабочий, в тридцать – практик-инженер, в семьдесят – автор блистательных исторических романов, о которых сам он отозвался с присущим ему лаконизмом: «Последние три романа-хроники я считаю своими действительно основными работами по содержанию и по вложенному в них труду, да и по объему даже – всего свыше 100 авторских листов».
Не пропустите, пожалуйста, их названий на библиотечных полках: «Повести древних лет», «Русь Изначальная», «Русь Великая». Труд, казалось бы, непосильный для человека, который взялся за перо так поздно...
Валентин Иванов, ощущал прошлое как концентрацию народного опыта. Нравственный эталон древних русичей был, по его мнению, чрезвычайно высок. Он не льстил потомкам, уверяя, будто те лучше уже по одному тому, что живут позднее.
Принято говорить об ответственности перед будущим. Но есть нравственный долг и перед прошедшим. Люди, которым мы наследовали, могут быть названы поименно, они реально существовали на этой земле.
Валентин Иванов чутко уловил, что современника влечет в историю не одно любопытство (так ли все было, как написано в учебниках?). Чем дальше уходишь от своей околицы, перешагиваешь обжитое время, тем полнее понимается: поражают не различия, притягивает сходство! Мужество и самоотверженность из века в век имеют одинаковую цену. Страдание по-прежнему нуждается в милосердии. Отечество – в защите, любовь – в понимании...
Перо Валентина Иванова дарит общение с могучими характерами древнерусских воителей и землепашцев. Они западают в душу читателя глубоко и небесполезно.
В одном из первых романов – «По следу» – приключенческом, как обозначил его сам автор, уже с начальных страниц можно было уловить своеобычный подход к сюжету. Описывалась таинственная погоня, увертывание героя от пуль, смертоносный выстрел в неизвестного, а между тем читатель подпадал под обаяние точной до мелочей картины знойной зауральской степи. И уже не одна погоня вызывает наш интерес, но и психология ползущего по сухой траве человека. Попутно читатель узнает множество деталей о почвах, озерах, змеях, саранче... Вот когда пригодились разнообразные знания автора!
Уже этой первой пробой пера Валентин Иванов решительно отклоняет каноническую облегченность приключенческого жанра. Что-то другое влечет его в прозе, и он терпеливо нащупывает это другое, это СВОЕ.
«Человек всегда нуждается в каком-то точном и ясном слове для обозначения вещи или события и для определения своего отношения к ним», – уронит он мимоходом, в том же романе «По следу». Таков сокровенный смысл и его собственных поисков.
Язык прозы Валентина Иванова не перегружен метафорами, подобно восточному каравану, навьюченному цветастыми тюками. Нет, это скорее конь, оседланный мыслью и взнузданный логикой. «Главнейшей из всех наук ему казалась история людей» – так в «Руси Изначальной» представлен византийский историк Прокопий. Фраза могла бы стать самохарактеристикой автора.
Но, отдавая во всем предпочтение мысли, ибо «писатель пропускает жизнь через разум», Валентин Иванов, как каждый крупный прозаик, владеет обширным арсеналом художественных средств. Образность его речи гибка и точна.
Впервые – не только в русской, но и в мировой литературе, – проникнув пером, будто заступом, в глубинные горизонты шестого века, он воссоздает его во плоти, не прибегая к стилизации. Словарь его книг вполне современен, образы без натуги доступны нашему воображению. Тем не менее описываемый мир предстает перед нами таким, каким видели его люди, жившие неизмеримо давно. Такова магия таланта, и читатель полностью подпадает под нее. Вернее, активно стремится идти вровень с автором, приспособить свой шаг к его размашистому упорному движению.
Возвращаться мыслью к далекому прошлому вовсе не означает пятиться. Иногда, размышляя о прошлом, легче проникнуть в суть сегодняшних деяний. И нам полезно вновь и вновь обдумать то, что уже случалось на человеческом веку.
Предлагаемые публикации В. Д. Иванова взяты из архива писателя. Диапазон интересов автора был чрезвычайно широк; его мысль, мысль историка, поднималась до проблем общегосударственных, но постоянно возвращалась к истокам его раздумий – к нравственности человека. Именно нравственное кредо личности – жил ли человек в шестом веке, либо живет в двадцатом, – по мнению писателя, и составляет ее главную непреходящую ценность. А ее, в свою очередь, определяет сопричастность человека к жизни Родины и народа.
Жизненный путь и литературное творчество Валентина Дмитриевича Иванова являются золотым обеспечением его раздумий и замет. Они подтверждены его личностью. И именно поэтому поучительны и достойны доверия.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Повесть
На важнейшие стройки десятой пятилетки отправился Всесоюзный ударный комсомольский отряд имени XVIII съезда ВЛКСМ