Рассказ
Я долго и упорно доказывал, что начальник отдела из меня никакой. Для того, чтобы быть начальником, мне не хватает одной детали — таланта. Смеялись, не слушали, говорили: ты опытный. А я терпеть не могу этого слова. Есть в нем какая-то фальшь. А начальство должно быть талантливым. Доводам моим, конечно, не поверили. И вот руковожу.
Каждое утро прихожу в отдел. Два длинных ряда кульманов. Снежные поля, черные шары. Шары — головы конструкторов на фоне ватмана. А дальше — снежные поля, безбрежность. Мечтал раствориться в этой белой безбрежности. Чем не жизнь: ты сам, карандаш, циркуль и лопающаяся башка, когда не вычерчивается какой-нибудь график. Собственно, и было блаженства четыре года. Два-три удачно решенных узла — и привет: сиди теперь за столом в углу с чинной физией. Великолепно! Столоначальник. Все решай, обо всех думай. Думаю. Особенно последние дни. Вон о нем, стоящем недалеко от меня в левом ряду за третьим кульманом, Ленчике Фирсове.
В общем, он только вид делает, что колдует над чертежом. Это я знаю точно. Смотрит в окно, которое справа. Или, наоборот, ткнется в ватман на час, на два. Разве так можно думать? Не близорукий же. И потом, лицом к лицу — лица не увидать... Не мной придумано.
Что-то у Ленчика стряслось. Я обо всем должен знать. В первую очередь. Узнаю же почему-то последним. Это мой особый дар. Но у меня в отделе есть очкастый конструктор Чернецкий. Он член какой-то комиссии, всегда все знает. Я подхожу к нему, шепчу на ухо:
— Что творится с Ленчиком?
Чернецкий поправляет очки и направляется в коридор. Я семеню за ним, как провинившийся школьник.
— Печально. Начальство всегда живет, как на другой планете. У Фирсовых рушится семья.
Выпады Чернецкого против лиц административного состава я пропускаю мимо ушей.
— Что значит рушится семья?
— От Ленчика уходит жена.
— Что значит уходит?
— Очень просто, ножками.
— К кому?
— К Тишке Гриню.
— Не из тучи гром... — Больше я ничего не говорю.
Возвращаюсь к своему столу. Если бы я смог посмотреть на себя со стороны, наверное, подумал бы, что местный столоначальник либо неврастеник, либо просто пришибленный человек. Я не ругаю себя. Я же знал, что такое может случиться. Не верил сам себе. Идиот. Тем не менее я пытаюсь немного размышлять. Как и каждый в подобной ситуации, геометрически. Поскольку передо мной треугольник.
Итак, Ленчик. Железный парень. Свой в доску и очень правильный. Мне, наверное, все же повезло, раз я увидел по-настоящему правильного человека. Так я думал, когда познакомился с Ленчиком. Правда, первые впечатления бывают ошибочными. Но до сих пор мне не представлялось случая в них усомниться. Ну, ладно. О Ленчике пока хватит.
Теперь Галка, жена его. Вон она стоит в другом ряду, за четвертым кульманом, стройная, высокая, очаровательная. Смотрит в окно, которое слева. Склонилась над чертежом. Понятно, тоже видимость. Галка напоминает кинозвезду. Особенно когда утром приходит на работу. Идет на своих шпильках мимо кульманов, покачивая царственным шлейфом волос, кидает направо-налево: «Привет, привет». Может, и не на кинозвезду похожа. Не знаю. Просто насмотрелся фильмов. И теперь в моих оценках преобладает мерка экрана. Я презираю себя за подобную ограниченность. Но, что поделаешь, ко всем своим недостаткам я еще и впечатлительный человек.
Так, идем дальше. Третья сторона. Тишка Гринь. Художник. Длинный, нескладный парень. Все-таки ханжи те люди, которые отрицают в человеке интуицию. Я же сразу был против того, чтобы этого Гриня помещали в наш отдел. Но этот замдиректора Натан Михайлович! Как он тогда рассвирепел:
— Никаких интуиции! Что за интуиции! Вы прежде всего материалист.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.