Заводские университеты

Творческую жилку в человеке трудно уловить по внешним приметам. Вот Алексей Горбатенко, наладчик штампов высшей квалификации. Наблюдая за ним со стороны или начав с ним беседовать, никак не скажешь, что за душа у этого человека. Алексей скромно отмалчивается, отвечает односложно. А именно о нем первом вспомнил начальник цеха Федор Федорович Черненилов — сам человек творческий, изобретатель,— когда я попросил: «Назовите толкового парня из молодых рабочих».

Черненилов подчеркнул:

— Только об Алеше мало кто знает. Он не шумит о себе, как иные.

Начальник цеха на секунду задумался, посмотрел в ту сторону, где работал Алексей, что-то вспомнил.

— Вот сегодня, например,— сказал он,— вырвались пазы в плите на прессе... Я не буду вдаваться в технические подробности, но скажу: случилась беда, хоть останавливай пресс. Подхожу к Горбатенко, он уже там что-то соображает. «Что же делать, Алеша?»— спрашиваю. «А я сейчас,— говорит,— плиту переверну на 180 градусов и буду штамповать». Я, честно говоря, решил: шутит парень. Однако через час прихожу — штампует!

Я встретил на заводе подлинных асов изобретательского дела. Василий Яковлевич Горяинов, или, как он представился, Вася,— это высший класс даже среди наладчиков. Все крупные изобретения, которыми славен цех и завод, не миновали его умелых рук, не обошлись без его смекалки, его острого ума. И опять же внешне неприметный — худощавый, невысокого роста, немногословный, углубленный в себя, но не замкнутый, а, видимо, привыкший вести себя естественно. Он сказал слова, которые никак не вязались с его обликом.

— В нашем деле,— сказал он,— мешает саморасслабление. Главное — не упасть духом от первой неудачи.

Что же движет ими, этими людьми — вот вопрос. Что движет, например, заместителем главного технолога завода Владимиром Антоновым — человеком еще молодым, на счету которого шесть печатных работ, пять изобретений, сорок девять рационализаторских предложений и кандидатская диссертация в результате изобретательской деятельности?

Я спросил наладчика Горяинова: «К чему все это вам, Василий Яковлевич? Работали бы и работали...»

Горяинов ответил так: «А мне интересно!»

Вот мотив технического творчества, которому принадлежит будущее!

Разные люди из разных побуждений начинают вдруг браться за книги, что-то искать, совершенствовать. Одни хотят облегчить труд — свой и товарищей,— добиться более высокой производительности труда, а усилий затрачивать меньше... Другими движет жажда общественного признания, им, так сказать, не безразлично «чувство славы». Третьи стремятся заработать лишний рубль. Этого тоже нельзя не учитывать. Наконец, надежда на продвижение по должности — и это мотив творчества, который не сбросишь со счета.

Что для нас главное в этих вариациях мотивов? Если так ставить вопрос, значит, заведомо обеднить наши возможности. Чтобы умно управлять техническим творчеством, нужно учитывать все. И не уповать лишь на то, что людьми будто бы движет одно стремление: добиться более высокой производительности труда. Тут очень легко принять желаемое за действительное и начать обращаться к человеку только на языке лозунга: «Повышайте производительность труда!»

Но сегодня, в этом разговоре, я хочу обратить внимание на тот мотив, которому действительно принадлежит будущее: на естественную жажду творчества, без каких-либо иных побуждений.

Именно это широкое народное стремление к самовыявлению через техническое творчество легло в фундамент творческих комплексных бригад. И именно оно определяет стиль жизни этих бригад, их почерк, их нравственное лицо.

Вглядимся в творческую комплексную бригаду. В этот своеобразный коллектив, не предписанный штатным расписанием и не учрежденный 'никем свыше.

Вот, скажем, инженер Владимир Антонов. С огромным лбом, с умным, проницательным взглядом — само олицетворение изобретателя. И маленький, сухопарый Василий Яковлевич Горяинов, рабочий-наладчик. Что общего у этих людей? Антонов сказал мне: «Наладчиков много в цехе. А мне нужен Горяинов, он умный человек, творческий». Так и сошлись они. Конструктор увидел: вот человек, который улавливает мою мысль в проекте, развивает, готов идти со мной до победного... А рабочий прикинул: инженер, конечно, понимает, что к чему, а выслушал меня, не пренебрег предложениями, значит, делу я буду полезен.

До недавнего времени у нас в стране не было производства штампованных ванн, а их требовались сотни тысяч в год.

— Нужна была автоматическая линия штамповки. А дело это, как вы понимаете, нешуточное,— сказал Антонов.

И в этой связи он произнес слова, приведенные мною в начале статьи, о том, что нет принципиальной разницы между «работой над самолетом» и работой над кастрюлей или, допустим, ванной. Ну, может быть, насчет отсутствия «разницы» инженер преувеличил и его слова нельзя понимать буквально, но тем не менее ясно: когда встают проблемы автоматизации производства, критерием сложности инженерного труда становится сложность технической задачи, а не сама по себе готовая продукция.