Закон - что дышло?

«Не в поисках пиф-паф романтики, не затем, чтобы посвятить себя любимому делу и послужить торжеству правовой несправедливости, пришла работать в органы прокуратуры Елена Ивановна Ковалева. Ее, знающую и. догадываюсь, умеющую ценить радость бытия, доступную состоятельным людям, в отношении которых приходилось расследовать уголовные дела, до глубины следовательской души возмущала несправедливость фортуны. Но Елена Ивановна обладала грозным оружием возмездия — прокурорским удостоверением. Поэтому долго быть несправедливо обиженной она не могла. И горячо взялась за исправление ошибок судьбы, решив тихонько экспроприировать ценности своих зажиточных подследственных.

На какую же сумму предприимчивый следователь смогла «восстановить справедливость»? Не знаю. Но вскоре бумеранг вернулся, и грозные неприятности обрушились на даму-детектива. Спорное поверье, что високосные годы не к добру, для нее обрело реальную формулировку юридического звучания. Нерадостным в «финансовом отношении» выдался для Елены Ивановны 1984 год. Ее хитроумные комбинации по перемещению «экспроприированных» ценностей стали вскрываться одна за другой. Впервые безжалостный високосник напомнил о себе тем, что из-под стражи освободили ее подследственную — техника-смотрителя жилищной конторы. Возник вопрос: где изъятое золото?

Вообще дело-то совсем не того пошиба, которым должна заниматься столь уважаемая инстанция, как прокуратура. Перекупка помоев? Выполнение сакраментального плана по заготовке свиных деликатесов влекло за робой получение незначительных премий. Но, несмотря на традиционную загруженность, Елена Ивановна подключилась к этому делу. Результат уже известен.

Дальше — больше. Материальное положение горе-следователя усугубилось после того, как прокуратура города возбудила против нее (!) уголовное дело. Это обстоятельство несколько обеспокоило энергичную женщину. Хотя первопричина выглядела не ахти как страшно, учитывая вскрытый за последние годы общий 4юн нарушения соцзаконности (вплоть до следовательского садизма): в одном из уголовных дел имелась незначительная сумма денег. Всего лишь 1000 рублей. (Эта сумма фигурировала при попытке дать взятку.) Елена Ивановна должна была немедленно сдать эти деньги в финчасть на хранение да приложить квитанцию к материалам уголовного дела. По этому поводу есть инструкция Генерального прокурора. Но, подозреваю, потому, что инструкция датирована 1943 годом, Елена Ивановна действовала по своему усмотрению. Эту тысячу она якобы запечатала в конверт и отправила вместе с делом в суд. Здесь-то и выяснилось, что денежки тю-тю. Подозревать можно было, наверное, кого угодно, но расплачиваться своими кровными почему-то пришлось неудачливой Елене Ивановне.

Она собрала, как уверяет, требуемую сумму и сдала ее государству. Руководство прокуратуры пошло Ковалевой навстречу. Уголовное дело на нее было прекращено. Но с заветным удостоверением — панацеей от всех бед — пришлось расстаться. Високосный год подходил к концу. До встречи Нового года оставалось всего пять дней. И здесь — новое финансовое потрясение поджидало бывшего сверхпредприимчивого следователя. Отменен приговор по делу Моделева.

Речь шла о разграблении квартиры больного человека, чье заболевание (не на это ли делалась ставка?) уменьшало его шансы на выживание. Около двух лет Моделев был полностью парализован. Жил один, являясь обладателем большого наследственного имущества, оставленного тремя заморскими тетками именно ему и именно из-за тяжелого недуга. (Для юриста с явными корыстными намерениями такой человек представляет лакомый кусочек.)

Руки Ковалевой были развязаны тем, что расхищение находившегося в квартире имущества начала не она, а ее ученик — следователь прокуратуры А. В. Жарук, который и должен был запротоколировать все изъятые ценности. Их он передал Ковалевой (так заявлено в суде)».

Впрочем, чувствую, я уже чересчур злоупотребил приемами фельетонного жанра. Пора вернуться в русло сдержанного рассказа о деталях истории № 2.

...28 июля 1983 года Моделев, в этот день перенесший «тяжелую операцию на голове», находился на строгом постельном режиме. Температура — около сорока. К нему домой пришли трое работников уголовного розыска Петроградского РУВД. В руках одного из них — чистый лист бумаги. С тяжелым заголовком «Подозревается в убийстве». Сказав лежавшему в постели Моделеву, что они-де ищут «вещдоки» по убийству, дюжие молодцы начали обшаривать квартиру. Но затем, посовещавшись, заставили оперированного одеться и доставили, что называется, под руки — в Петроградское РУВД. Благо дом почти напротив. Там без объяснений и допросов впихнули в сырую камеру.

Вооружившись ключами от чужой квартиры, сотрудники угро вновь навестили оставленную без присмотра квартиру, где и стали проводить первый — несанкционированный — обыск.

Многократные проникновения в якобы опечатанную квартиру происходили без возбуждения уголовного дела, без санкции, без протокола, без присутствия родных и самого подозреваемого. Понятые отсутствовали.

...Впервые Ковалева появилась в следственном изоляторе через три месяца после ареста Моделева. Его теперь обвиняли в спекуляции вином (заметка в местной газете называлась «Тени на пьяном углу»).

— Ковалева пожаловалась мне, что квартиру мою открывает с большим трудом. «Замучил верхний замок». Я взял у нее ключ и разъяснил причину трудностей. После этого Ковалева в каждое посещение приносила что-нибудь из нужных мне вещей — очки, зубные протезы, лекарство. При этом она «под секретом» поведала, что в моей квартире уже кто-то побывал и даже сорваны обои. Затем осторожно так сообщила, что ею возбуждено уголовноед ело «по факту кражи японского магнитофона» из моей машины, находившейся на охраняемой автостоянке.

Ковалеву, считает Моделев, интересовала его реакция на такое сообщение, так как ни о какой краже он понятия не имел.

Его, кроме того, насторожило, что Ковалева знала, что магнитофон-то японский.

— Я отреагировал на эту инсценировку кражи отправлением жалобыо разграблении имущества. После этого исчезла и сама машина вместе с техпаспортом. Затем из квартиры было похищено все ценное. Хищение сопровождалось грубейшей фабрикацией материала о групповой спекуляции вином с исходными данными для длительного срока осуждения, что и явилось гарантом безнаказанного присвоения похищенного. Единственного «свидетеля» и единственной бутылки, вроде бы купленной им «...наверное, случайно», хватило для вынесения жесткого приговора — 9,5 лет.

Но! С другой стороны, никакого уголовного дела на Моделева не возбуждалось. И потому никому это дело не поручалось. Потому что постановление о возбуждении уголовного дела и постановление о принятии его к производству в материалах отсутствуют.

Сам Моделев пытается «воевать за правду» с уникальным документом в руках, подтверждающим, что следователями Жаруком, Ковалевой, прокурором района Кирилловым и судьей Яниной совершен целый ряд преступлений против правосудия. Только, сдается, бумага эта не производит должного воздействия на знакомящихся с ней должностных лиц.

Ленгорсуд в своем определении об отмене приговора зафиксировал: незаконное содержание Моделева под стражей, проведение допроса незаконными методами, изъятие из материалов дела документа под заголовком «Явка с повинной» (в томе № 1 отсутствует лист), появление новых 50 листов, с которыми никто из лиц, проходящих по делу, ознакомлен не был, отсутствие очных ставок, ущемление прав обвиняемых на защиту и многое другое.

Здесь же указывалось на то, что нарушены ст. 83 и 84 УПК РСФСР, то есть Ленгорсуд вскрыл, что сохранность ценностей в период следствия не обеспечена. Уверен, что многие пункты из этого документа произведут на юристов впечатление, которое принято обозначать как неизгладимое. Большинство из этих нарушений наказывается лишением свободы! Так, например, проведение каких-либо следственных действий после окончания расследования запрещено, и, по логике вещей, появление новых 50 листов после составления обвинительного заключения должно быть уголовно наказуемо. (Закон за подобные нарушения предусматривает лишение свободы от 3 до 10 лет.)