За что?

Прав, я думаю, адвокат и относительно того, что проверка алиби Сергеева не была проведена. И, наконец, еще одно весомое доказательство, свидетельствующее в пользу непричастности Вадима Сергеева к делу, — подсудимые Юсупов, Хафизов, Головачев, Мингалеев, непосредственные свидетели преступления Кочуев, Абдулхалимов, Тимершаяхов, Каримов не говорили в своих показаниях и во время следствия и на суде, что Сергеев был на месте преступления. Прибавьте к этому списку еще показания Леонова на суде, где он сказал о том же.

И получается любопытнейшая картина: сами преступники не говорят, что Сергеев там был, и не признают его как соучастника, потерпевшая Г. С. утверждает, что ошиблась и что он не участвовал в преступлении, сам Сергеев отрицает свою вину, свидетели не говорят, что он присутствовал... А что же суд? Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда ТАССР на своем заседании 13 марта 1985 года продублировала ранее вынесенный приговор.

Родители Вадима и адвокат, естественно, не успокоились. Включился в «дело» и я. Жалобы надо было проверять — и тогда в порядке надзора Прокуратура ТАССР поручила эту работу Кировскому РОВД Казани. Любопытный поворот, не правда ли? Там, где заварили кашу, там и стали ее доваривать.

Было возбуждено уголовное дело на С. Шепелева, дело вели, сменяя друг друга, следователи Кировского райотдела милиции А. Гениатуллин, X. Гильметдинов, затем следователь прокуратуры Кировского района В. Антонов. Неизвестно, чем это было вызвано, но факт: на, допросах у следователя Гениатуллина потерпевшая Г. С. вдруг снова изменила свои показания. Теперь она стала говорить, что на месте преступления были и Шепелев, и Сергеев. Видимо, следствию нужно было в новых обстоятельствах во что бы то ни стало «спасать» свою старую версию.

В разговоре со свидетелем А. Ахметзяновым, записанном в июльские дни 1985 года на магнитофонную ленту и предъявленном в Прокуратуру ТАССР, Г. С. объясняла: «...Сергеева я там не видела, я видела Шепелева». На вопрос Ахметзянова, почему же в таком случае подписала протокол, что на месте преступления были и Шепелев, и Сергеев, девушка ответила: «Что бы я ни говорила в оправдание Сергеева, они (следователи) и слушать не хотят... Его все равно не оправдают! Суд себя виновным считать не будет».

Ввиду резкого протеста родителей, который был доведен до сведения начальника Кировского РОВД Казани и прокурора ТАССР, следователь Гениатуллин был отстранен от ведения следствия. Но, собственно, дело им было уже сделано: протокол с новыми показаниями Г. С. уже фигурировал в деле как новая «козырная» карта следствия. Ведение уголовного дела передали X. Гильметдинову.

Сергеев его не интересовал, поскольку уже был осужден, а интересовал Шепелев. Именно он, Гильметдинов, и арестовал Шепелева, который признался в преступлении и на предварительном следствии, и на суде, приговорившем его к шести годам заключения. В своих показаниях он, кстати, утверждал, что никакого Сергеева на месте преступления не было.

...Вот они все передо мной — ответы-отписки официальных лиц на бесконечные просьбы родителей, друзей, знакомых, адвокатов, писателей, редакций газет разобраться в существе дела Сергеева.

Из Казани — ответы прокурора Кировского района Р. Вагизова, заместителя прокурора города В. Красова, начальников отделов по надзору Прокуратуры ТАССР И. Борисова и П. Петрова, председателя Верховного суда ТАССР Г. Баранова.

Из Москвы — ответы заместителя начальника управления по надзору за рассмотрением уголовных дел в судах Прокуратуры РСФСР Е. Дюковлевой, начальника управления по надзору А. Сурина, члена Верховного суда РСФСР Б. Буровиной, заместителя прокурора РСФСР Н. Трубина.

Перебираешь ответы, тасуешь их, как карты, снова и снова вчитываешься в одни и те же строки (все ответы написаны словно под копирку), и, честно говоря, охватывает трепет. Стена! Везде ссылки на показания потерпевшей Г. С., данные ею на допросах у следователей Попова и Гениатуллина, но не в суде и в кассационных жалобах, где они абсолютно полярны (Г. С. в общей сложности четырежды меняла свои показания), на показания Леонова, добытые на предварительном следствии, но опять же не в суде, где он полностью изменил их, а также на слова Гайсина, Колоколова, Гагарова, якобы видевших Вадима Сергеева 26 мая 1984 года в автобусе, на пляже, на остановке, но не на месте преступления («серьезнейшие» доказательства обвинения!).

Не выдержав, что их показания, данные ими спустя три месяца после происшедших событий, показания, за достоверность которых они абсолютно не отвечают, без конца используются судебными и надзорными инстанциями для обвинения Сергеева, свидетели Гайсин, Мовлевиев, Гагаров сами пишут жалобы в Прокуратуру РСФСР, где указывают, что, возможно, видели Сергеева совсем в другой день, сами едут в Москву, где обращаются в редакцию одной из газет, — бесполезно!..

Не раз во мне закрадывалось сомнение: быть может, я чего-то не понимаю? Ведь такая уверенность у этих людей! Но потом сомнения у меня исчезли. Я понял эту неведомую нам, простым смертным, правду — правду ведомственного эгоизма, правду ведомственной круговой поруки.

В № 22 «Смены» за 1986 год я опубликовал очерк «Честь и честность» — о подполковнике милиции в отставке, бывшем следователе Наиле Бадретдиновиче Абзалове. В течение более двадцати лет в расцвет «щелоковщины» он вел упорную борьбу с различными отступлениями от законности в системе МВД, в которой работал, в частности, боролся с такой застарелой и трудно поддающейся лечению «болезнью», как укрытие преступлений от учета в целях очковтирательства. И немало претерпел за это: выбрасывали с работы следователя, пытались состряпать на него фальшивое уголовное дело. Борьба была ожесточенной. В конце концов подвело здоровье: Абзалов стал инвалидом. Но остался непобежденным. Двадцать семь лет работы в органах МВД, и главное — честной, фанатичной работы! Огромный опыт за плечами — был следователем, руководил следствием. С имеющимся на руках «досье» Сергеева прихожу к нему, так сказать, персонажу своего предыдущего очерка.

— Что видно из материалов? — начал он. — Виновность Сергеева в предъявленном обвинении вызывает большое сомнение. Еще до суда доказательства в отношении его были очень шаткими. На основании их нельзя было предавать его суду. Прокурор, утверждавший обвинительное заключение, должен был обратить внимание на неполноценность доказательств по части Сергеева и на нарушение процессуальных норм ввиду того, что Сергеева повторно провели через процедуру опознания.

31 мая потерпевшая Г. С. не опознала Сергеева как участника преступления, но видела его в числе предъявленных ей на опознании. Повторное предъявление — это уже нарушение норм УПК. Кроме того, другие участники преступления не показали на Сергеева как на соучастника, хотя сами признались в своих действиях.

Показания Леонова на предварительном следствии а отношении Сергеева были единственным доказательством, и потому они вызывали сомнение. Г. С. и Леонов могли добросовестно заблуждаться. Что и подтвердилось на суде, когда они полностью изменили свои первоначальные показания. Кроме них, никто, ни один человек не говорил, что видел Сергеева в момент совершения преступления. А те свидетели, которые утверждали, что видели Сергеева 26 мая на озере или в автобусе, тоже могли заблуждаться. Времени от момента совершения преступления до допроса прошло немало. И когда на судебном заседании Г. С. и Леонов изменили свои показания в отношении Сергеева, в деле не осталось никаких достоверных доказательств о его виновности. Суд, следовательно, не должен был, не имел оснований выносить в отношении его обвинительный приговор. Материалы в отношении Сергеева необходимо было выделить в отдельное производство и направить на доследование или прекратить его. Суд второй инстанции не исправил эту ошибку суда первой инстанции. Странно, что и Верховный суд РСФСР не обратил на это внимания.

Почему меня так взволновала судьба неизвестного мне паренька и я так подробно стал описывать «механику» его осуждения? К сожалению, тот переплет, в который он попал, не единичное явление.

Вот передо мной лежат письма, пришедшие ко мне из разных концов страны. К писателям люди нередко обращаются со своим горем, своей бедой. Одним только словам в данном случае веры нет, бумага, как говорится, все стерпит. Но эти люди и не требуют, чтобы им верили на слово. Они просят одного: чтобы их уголовные дела подвергли проверке. Один из них пишет мне: «Помогите, пожалуйста! Я понимаю, Ваши возможности ограниченны. Но мне нужен только совет, куда мне обратиться за помощью для проверки моего дела. Ведь никто не хочет даже выслушать меня — отовсюду идут казенные отписки!»

Бесспорно, правоохранительные органы страны выполняют огромную работу по очистке нашего общества от всякой скверны. Скажем им за эту повседневную заботу о нас спасибо и не будем забывать о ней. Но в то же время не будем забывать и о том, что многих из нас тревожит. Я уже говорил о такой застарелой «болезни» правоохранительных органов, как никуда не годная учетно-регистрационная дисциплина. Эта болезнь известна, о ней не раз писала пресса, и кое-что по излечению этой болезни сейчас уже делается.