Вскоре Ляховицкий появился с талонами.

– Слушай мою команду! Новости, братцы, таковы. Первая: посещение лекций необязательно. Это раз. Отметки на экзаменах не ставят. Это два. И три – здесь обращаются друг к другу не «товарищ», и не «гражданин», не «господин», а «коллега». – Вот это ты уж, Боренька, свистишь! – запротестовал Луценко. – Так и говорят: коллега? Студент говорит профессору: коллега? Свист!

– Международный стандарт, – разъяснил Ляховицкий. – Так во всем цивилизованном мире принято – «коллега», и все тут! Давай попрактикуемся, – обратился Борис к Курчатову.

– Коллега... – Курчатов засмеялся и показал на него пальцем. – Это ты-то коллега?

«Святая троица» расхохоталась.

– Коллега Курчатов, не можете ли вы... Ну, что вы не можете? Коллега! – принялся выламываться Ляховицкий.

После школы университетская жизнь показалась «троице» куда более свободной и неизмеримо интереснее. По вечерам, собравшись у коптилки, друзья обсуждали все, что удалось им услышать за день, обменивались конспектами, определяли для себя самое важное в лекциях.

– Что-то не пойму, – в задумчивости сказал Луценко, – зачем академики, кроме своих прямых дисциплин, норовят читать нам мораль? Мне кажется, коллеги, должно быть так: читаешь электротехнику – читай! А все эти рассуждения – место ученого в обществе, долг ученого перед народом, какое у него должно быть общественное лицо и какая должна быть роль науки в истории развития человечества, – все это, извините, общие места. И каждый лезет за бумажечкой и цитирует Вернадского, все рассказывают, каким он был «красным академиком», как выступал в защиту студентов.

– По-моему, коллега, ты валяешь дурака, – сухо сказал Курчатов. – Меня как раз очень тронула забота наших профессоров, какими я, и ты, и мы будем людьми.

– Между прочим, хороший человек – не обязательно хороший ученый, – заметил Ляховицкий. – Бывает совсем наоборот, человек – дрянь, гадина, а ученый – звезда, гений.

– Так не бывает! – отрезал Курчатов. – Во всяком случае, не хочется, чтобы так бывало. Для меня большой ученый – большой человек. И все в нем должно быть прекрасно.

– Аминь! – заключил Луценко. – Кстати, коллеги, я записал, что сказал Обручев: «Настоящий человек рождается не для того, чтобы быть незаметной песчинкой на Земле, – он должен оставить на ней след».

– Прекрасно! – Курчатов потянулся за тетрадью. – Обязательно запишу эти слова.

– Тогда слушай дальше. – Луценко полистал тетрадь. – «День, прожитый студентом без осмысливания новых фактов и явлений, без мысли, без чтения, – бесполезный, пустой день».

– М-да... Мысль! – Курчатов поправил обгоревший фитиль коптилки. Скрученный из пакли, куска каната и ваты, фитиль был опущен в стакан снаряда, заполненный «адской смесью» из керосина, машинного масла и мазута.

– Хорошая штучка – тренировка мозгов! – потягиваясь, сонно сказал Ляховицкий. – У меня тоже есть записи. Вот на лекции Абрам Федорович Иоффе неожиданно заговорил о науке и человеке, и вот что он выдал: наука основывается на любознательности человека, на его стремлении познать мир и свое положение в мире. И тут он пользуется своим главным оружием – логикой. Логическое мышление отличает человека от всех других существ.

– Это же, коллеги, замечательно! – Курчатов опять поправил коптилку и выжидательно посмотрел на Бориса.

– Что там? Давай дальше, – попросил Игорь.

– Слушай меня! – продолжил Ляховицкий. – Абрам Федорович Иоффе привел в своей лекции цитату – из кого бы вы думали? – из Исаака Ньютона. Ньютон писал: «Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам себе я кажусь только мальчиком, играющим на морском берегу и развлекающимся тем, что время от времени отыскиваю...» Нет, вы поймите, братва, – он говорит: «мальчиком»! – прервал свое сообщение Ляховицкий. – Ньютон называл себя мальчиком. Каково?!

– К делу. Поменьше эмоций, – посоветовал Курчатов.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.