Как и следовало ожидать, пришла свойственная юности страсть к чтению детективной литературы. Тоненькие копеечные книжонки в пестрых обложках о похождениях знаменитых сыщиков расходились по всей России, попадали они и к Игорю. Читал он «сыщицкую литературу» дома, на уроках, даже на ходу. Военные бури глубоко перепахали жизнь в Крыму. С приходом Советской власти произошла коренная ломка школы. На смену муштре и зубрежке пришло свободное выявление способностей и интересов школьников. Все это разительно влияло на детвору – ученики быстро росли и мужали, приучались к самостоятельности, причем, бывало, иные выходили из подчинения. В поисках еды ребята копались на огородах, пасли коз, работали по дому, искали приработки на стороне. Так было и с Гариком, – перекинув через плечо лопату, шел он помогать отцу на огороде. Возвращался с грядок перепачканный в земле и не без гордости докладывал маме, чем смог помочь отцу. Несколько раз ходил Игорь с Василием Алексеевичем на консервную фабрику пилить дрова. Отец показал, как действовать двуручной пилой, правильно ставить ноги, равномерно тянуть «зубчатку». Работа шла споро, и не раз Игорь возвращался счастливый, приносил вязанки поленьев – премию за хорошую работу.

Пригодилось ему и увлечение выпиливанием лобзиком по дереву: его приняли в мундштучную мастерскую, и там загорелый темноглазый паренек ловко стал обрубать куски дерева и преобразовывать их в замысловатые мундштуки. Не раз его ставили в пример взрослым.

На очередном домашнем совете – как жить, что делать? – отец подал мысль Игорю пойти в вечернюю ремесленную школу, говорил, что квалификация слесаря надежно обеспечит ему кусок хлеба. Мария Васильевна поддержала мужа, хотя и понимала, как увеличится нагрузка на сына: по утрам отправляться в гимназию, а вечерами – в ремесленную школу. Но по тем трудным временам пришлось пойти на эту меру. Гарик охотно стал посещать вечернюю школу: ему понравилась работа с металлом. Быстро освоил слесарный инструмент, приемы работы, стал выполнять простейшие задания.

– Слава богу! – обрадован но сказал отец, когда узнал, что сын получил квалификацию слесаря. – Теперь не пропадет.

Взрослея, Игорь становился крепче, выше ростом, шире в плечах, спокойнее и рассудительнее. Его уже не интересовали дешевые детективные сюжеты из пестрых книжонок – наступила пора увлечения Жюлем Верном и Майном Ридом, пробудился интерес к музыке. Начал Игорь с балалайки. Освоил нехитрый инструмент, и балалаечные мотивы зазвучали в жилье Курчатовых. Мария Васильевна посоветовала сыну пойти в школьный струнный оркестр. Дирижер внимательно прослушал Игоря. Его заинтересовал подвижный, с черными, всегда удивленными глазами и ярким, заливавшим щеки румянцем, школьник. Вскоре он предложил ему играть не только на балалайке, но и на мандолине. Довольный успехами Игоря, дирижер встретился с Марией Васильевной и сказал ей:

– Если ваш Игорь будет серьезно заниматься музыкой, то сможет стать настоящим музыкантом. Для этого есть все основания, он любит музыку и понимает то, что исполняет. А это чрезвычайно важно. И, конечно, важно то, что Игорь умеет играть.

Еще больше обрадовала Марию Васильевну встреча с директором гимназии Карпачинским – приятно улыбаясь, привычно потирая руки, он высказал свое мнение об Игоре:

– Непоседа ваш Игорь, увлекающаяся натура, за многое берется, и все у него получается. Это хорошо: ищет самое важное в жизни. Берегите его. Поверьте моему опыту старого педагога, Игорь – будущий медалист. А получить медаль в наше трудное, неспокойное и голодное время – это, я вам скажу, милейшая Мария Васильевна, событие исключительной важности. Берегите сына. Последите за тем, чтобы он не так уж разбрасывался. Ну, конечно, музыка, ну, конечно, выпиливание и рисование, и всякое такое прочее, и неизбежные приработки – что поделаешь! – такова жизнь, но все же, все же... Берегите сына. Вы, многоуважаемая Мария Васильевна, сами педагог и прекрасно понимаете, что такое этот возраст.

Польщенная добрыми словами маститого наставника, Мария Васильевна вспыхнула, залилась краской, принялась благодарить Карпачинского. Ушла счастливая и встревоженная. Сын растет, все время в движении, расходует много сил, а питание?.. Потеряв дочь, она жила в тайной тревоге, как бы беда не настигла и сыновей.

Рассудительный Василий Алексеевич нашел действенные меры против грозной опасности: на лето, как это было и на Урале, он увозил семью в деревню. Ребятам там давал полную свободу – играйте, веселитесь, прыгайте через костры, но не забывайте и дело, – он приучал сыновей седлать коней, косить, собирать целебные травы.

Переехав в Крым, Василий Алексеевич быстро изучил новую для него природу, стал знатоком крымских земель. С особым увлечением занимался зеленой аптекой, твердо веря, что более четырехсот видов лекарственных растений Крыма – лучшее средство от всех болезней, настоящий эликсир здоровья. Говоря словами поэта, он не степью ходил, а ходил по аптеке. Показывая сыновьям, например, ромашку, пояснял: ромашки бывают разных видов – собачья, далматская, аптечная... Вот тянется к солнцу золотистая корзиночка адониса весеннего... А вот розовым зацветает прострел крымский...

Из трав Василий Алексеевич готовил настои и угощал ими сыновей и жену, приговаривая:

– Сегодня у нас чай из сухих вишневых ягод в смеси с шиповником и мятой, – вот силушки-то прибавится! – В другой раз оповещал: – Сегодня подаю к столу морковь, сваренную в молоке, все болезни прогонит!

Как и на Урале и в Симбирске, Василий Алексеевич мечтал увлечь Игоря и Борю природой, землей,

повести их по своим стопам. Теперь, когда земля стала народной, государственной, можно было осуществить то, что казалось фантазией в условиях частного землепользования. Василию Алексеевичу очень хотелось видеть рядом с собой в делах смышленого крепыша-сына. Он брал его в степь, усаживал в седло и ехал с ним в далекую даль за горизонт. Позванивали уздечки, ржали кони, в небе пели птицы, и слышался голос отца – говорил он сыну о земле, о делах землемера, хотя и чувствовал, что не встречает свойственного Игорю жадного интереса.

– Земля – кормилица, землей надо заниматься, изучать ее, знать каждую версту, – говорил отец Игорю. – Прежде трудно было что-то делать, вся земля была поделена межами, лоскутной была земля. Теперь, в наше время, все иное...

– Да, конечно, это верно... – соглашался Игорь. Но голос его был бесстрастный, и думал он, видно, о другом.

Но как изменился Гарик, когда отец привез семью в Сарыгол под Феодосией, на берег моря. Оно ошеломило его огромностью своих открытых пространств, могучим гулом накатных волн. Где-то за горизонтом они рождались, шли грозными цепями – ряд за рядом – и разбивались о берег с такой силой, что сотрясалась земля. У себя, на Урале, Игорь привык к хвойному океану, мерному шуму тайги и к горам. В Крыму тоже были горы, но не такие дикие и страшные, как на Урале, а теплые и какие-то милые. Уральская тайга с ее чащобой, буреломами и непроходимыми топями не шла в сравнение с беспредельностью сине-зеленой, доходившей до черной густоты морской пустыни.

Море удивило, ошеломило и омрачило – Игорь ощутил робость. Всемогущим и грозным повелителем предстало море, а человек в сравнении с ним – беззащитным существом.

На Волге Игорь привык с разбега влетать в темные речные воды, а здесь, выйдя к морю, растерялся и застыл на гальке. Попробовал горько-соленую волну, поежился, попрыгал на одной ноге, но, вспомнив отчаянных друзей по Симбирску, решился и бросился в прибой. Тугая волна сбила его с ног и, как он ни сопротивлялся, как ни хватался руками за камни и гальку, потащила его за собой. Под ногами исчезло дно. Игорь стал захлебываться, закричал «мама». В тот же момент стихия, тащившая Игоря в бездну, шумно выбросила его на берег.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.