Статью эту, послужившую поводом для появления первого большого произведения Горького, удалось найти. Автор ее писал о том, что «историческая жизнь человечества не была постоянным движением вперед, по пути усовершенствования и преуспеяния. Напротив того, она была, в общем, диким танцем круговоротным на земле, пропитанной слезами и кровью». Автор писал о том, что в результате этого дикого танца мы видим только «замену одной формы социального и трудового гнета другою - социальный круговорот!»

Против чего так горячо спорил и с чем не соглашался в своей поэме Горький - против ли постепенности благоразумного прогрессивного развития, за которое стоял автор статьи, против ли дьявольского «круговорота жизни», при котором один «социальный и трудовой гнет» сменяется другим, осталось неизвестным.

Но можно с уверенностью сказать, что пафос первой поэмы Горького был планетарного характера и требовал от людей подвига для возрождения этой земли, «пропитанной слезами и кровью».

«Я никогда не болел самонадеянностью, - шутливо вспоминает Горький об этом эпизоде, - да еще в то время чувствовал себя малограмотным, но я искренно верил, что мною написана замечательная вещь: я затискал в нее все, о чем думал на протяжении десяти лет пестрой, нелегкой жизни. Я был убежден, что грамотное человечество, прочитав мою поэму, благотворно изумится пред новизною всего, что я поведал ему, правда повести моей сотрясет сердца всех, живущих на земле, и тотчас же после этого взыграет честная, чистая, жизнь - кроме и больше этого я ничего не желал».

Частью пешком, частью на тормозных площадках товарных вагонов Горький из Царицына через Рязань, Тулу, Москву вернулся в Нижний. Через тысячи верст пронес он свои новые мечты и планы.

В Нижнем Новгороде тогда проживало под надзором полиции немало интеллигентов, высланных из столиц и университетских городов, - так называемых политически неблагонадежных. С двумя из них, знакомыми еще по Казани, Горький поселился на одной квартире. И вот в поле зрения жандармов, следивших за интеллигентами, попала фигура молодого рабочего... Решив, что этот рабочий является посредником у «неблагонадежных» для сношения их между собой, жандармы делают обыск в квартире, захватывают бумаги Горького и арестовывают его. И хотя прямых обвинений Горькому предъявлено не было, но самая личность его показалась жандармам настолько враждебной, что они сочли необходимым отдать его под «негласный надзор» полиции, а на произведениях его написали хулиганско - издевательскую «резолюцию»: «Здесь свалка навоза и мусора». С этого момента и до самого конца самодержавия Горький не выходил из - под наблюдения жандармских и полицейских властей.

Недолго прожил Горький в Нижнем. Жадно прислушиваясь к политическим спорам интеллигентов - «народников» и «радикалов», - он видел бессилие их решить вопрос об искомой им правде, о тех путях, которыми можно прийти к разумной работе, к «подвигам», о которых с отроческих лет горячо, хотя и смутно мечталось. Где кончаются словопрения, и где начинается работа? «Мне было снова не ясно, почему интеллигенция не делает более энергичных усилий проникнуть в массу людей, пустая жизнь которых казалась мне совершенно бесполезной, возмущала меня своею духовной нищетой, диковинной скукой, а особенно - равнодушной жестокостью в отношении людей друг к другу».

Чтобы преодолеть эту тягостную путаницу впечатлений, Горький отправляется в большой круг странствований, охвативших Волгу, Дон, Украину, Бессарабию, Крым и Кавказ. Эти странствия отнюдь не были беззаботным, удальским бродяжничеством. «Хождение мое по Руси, - писал Горький в одном из писем, - вызвано не стремлением к бродяжничеству, а желанием видеть, где я живу». Эти знания иногда доставались тяжелой ценой. 15 июля 1891 года в селе Кандыбовке, Херсонской губернии, Горький был свидетелем кулацкой расправы над «провинившейся» женой. Горький вмешался в толпу истязателей, ударил в бешенстве попа, организатора расправы, и был за это до полусмерти избит... Его вывезли из села и бросили в кусты при дороге в грязь, «...чем я и был спасен, - писал мне А. М., - ибо получил «компресс».

Горький шел по деревням, сдавленным крепостническим гнетом помещиков, кулаков, урядников; он видел, наблюдал, как «терпеливо живет близоруко - хитрый, своекорыстный мужичок, подозрительно и враждебно поглядывая на все, что не касается его интересов; живет тупой жуликоватый мещанин, насыщенный суевериями и предрассудками, еще более ядовитыми чем предрассудки мужика; работает на земле волосатый крепкий купец, неторопливо налаживая сытую, законно - зверячью жизнь». Но Горький не стал бы Горьким, если бы только это увидел в своих замечательных странствиях.

То было время, когда угнетенные массы накопляли революционную энергию. Ленин дает замечательно яркую картину, рассказывая об этом процессе накопления революционной силы, когда капитализм «разрывает крепостническую власть земли и заставляет давно уже дочиста обобранного и голодного крестьянина, бросив землю в общество для уравнительного распределения между торжествующими кулаками, уходить на сторону, бродить по всей России, проводя массу времени без работы, наниматься сегодня к помещику, завтра - к подрядчику по постройке жел. дор., потом - в чернорабочие в городе или в батраки к богатому крестьянину и т. д.; когда этот «крестьянин», меняя хозяев по всей России. видит, что везде, куда бы он ни пришел, он подвергается самому бесстыдному грабежу, видит, что рядом с ним грабят таких же, как он, голяков, видит, что грабит не непременно «барин», а и «свой брат - мужик», раз только есть у него деньги на покупку рабочей силы, видит, как правительство повсюду служит его хозяевам, стесняя права рабочих и подавляя под видом бунта всякую попытку защитить свои элементарнейшие права, видит, как все напряженнее и напряженнее становится труд русского рабочего, все быстрее рост богатства и роскоши, - тогда как положение рабочего все ухудшается, экспроприация усиливается и безработица становится нормой...» (Ленин. Соч. Т. I, стр. 213). Уже нарастал массовый могучий протест против этого гнета, и уже горный орел революции - Ленин - реял над этим миром закрепощенного труда, нищеты и эксплуатации, указывая исторические пути к победоносной коммунистической революции.

Горький рос вне большого рабочего коллектива (дважды, в 1883 и в 1890 году, он пытался поступить на Сормовский завод, однако получал отказ), но страстные его поиски сплоченного коллектива, поиски рабочей солидарности в труде и в борьбе характерны для всей его молодости. А жадное желание узнать, самому увидеть, как живет народ на его родине, заставило его бросить все и идти из конца в конец страны батраком, рабочим, просто «прохожим»...

В Тифлис, конечный пункт своих странствий, он пришел, «огрубев, обозлившись еще более», но с еще более закаленной волей. И замечательно, что именно в Тифлисе, сойдясь в железнодорожных мастерских с кругом рабочей молодежи, образовав совместно с товарищами пропагандистские кружки и найдя, таким образом, недостававший ему коллектив, он обрел устойчивую душевную ясность и силы для начала своего писательского пути.

Теперь уже спокойной и радостной уверенностью звучат его слова в письме к одному казанскому другу: «С рабочими депо железной дороги читаю и разговариваю. Есть тут один рабочий - Богатырович - хорошая натура. С ним мы душа в душу живем. Он говорит, что в жизни ничего нет хорошего, а я говорю - есть, только спрятано, чтобы не каждая дрянь руками хватала».

Оптимизм, полученный юношей Горьким в его странствиях, полностью отразился в его первых рассказах. Широта степи, необъятность моря, яркость солнца и воздуха - вот чем напитала его родина, и он ответил на этот дар своей огромной работой для ее счастья, всем подвигом своей жизни.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.