Улица Асула – обыкновенная улица; она не а старом Таллине и не в самом новом, а как бы в «среднем», куда не возят туристов: считается, что ничего тут особенного нет. Обычные дома, похожие друг на друга, обычная архитектура. Второй этаж, квартира четыре, на маленькой табличке маленькие буквы: «Йоала», и сам он распевает за дверью. Я стояла и слушала. Две девчонки пробежали мимо и засмеялись. Счастливые, каждый день слушают знаменитость, и билет покупать не надо. Пожилая женщина замедлила шаг: «Хорошо поет сосед».

– В Таллинне я редкий гость, – грустно заметил Яак в начале разговора, – на дом «приходится» всего четыре дня в месяц. Жена обижается: «Это ужасно! Нам с сыном только и остается видеть тебя по телевизору и беседовать с тобой по телефону. Янару уже шесть, ему нужно побольше бывать в обществе отца». Конечно, Дорис права, плохо, когда люди постоянно разлучаются. Они там, в Таллине, а я где-нибудь за тысячу верст. Все думал: вот возьму отпуск – уже два года без него, – поедем куда-нибудь втроем. Опять не получилось. После Сопота сразу начались гастроли...

– Ваша работа сделала вас настоящим путешественником.

– Я всегда жил в небольших городах. Сначала в Виллянди, где родился, потом переехал в Таллинн. У нас в Эстонии города такие компактные, уютные. И вот я жил в своем «игрушечном» Таллинне и далеко никуда не отлучался. А стал ездить на гастроли, повял, какая огромная моя страна, какая красивая, какие в ней живут хорошие, добрые люди. И даже когда зимой вдруг попадаешь куда-нибудь на север и на улице мороз под тридцать – тебе тепло. Ведь главное, чтобы люди холодными не были. Знаете, я уже вполне мог бы стать обладателем значка «Турист СССР»: только за год побывал в Киеве, Одессе, Челябинске, Ташкенте, Ростове-на-Дону, Казани, Волгограде, Перми. Но только артисты или их близкие знают истинную цену всему этому.

Истинную цену «легкомысленной» эстраде.

– Яак, перед вами когда-то стоял вопрос: кем быть, который вы решили счастливо. Но легко ли это было?

– Счастливо, но не совсем легко. Долго я разрывался между двумя страстями – между нежной флейтой и грубым автомобилем. Но все по порядку. Музыка окружала меня с детства благодаря маме – она музыковед. В три года я спел арию из оперы «Аида». Близкие пришли в восторг и решили, что судьба моя определена. Родители стали водить меня на концерты классической музыки, а я на них упорно засыпал. Но они не отчаивались. Когда мне исполнилось семь, записали не в простую общеобразовательную школу, а с музыкальным уклоном – взрослые всегда своего добиваются. Я же совершенно этого не хотел. Мне было ужасно тоскливо сидеть дома и петь сольфеджио, когда за окном друзья запускали змея или гоняли мяч. Словом, в эти годы я, как самый типичный вундеркинд, «варился» в Бахе и Моцарте. Но потихоньку от мамы пел под гитару на школьных вечерах. А однажды в летние каникулы устроился на авторемонтный завод и увидел там «карты». С этого все и началось. В общем, к тому времени и музыка для. меня стала делом серьезным и картинг – тоже не шуткой. Я продолжал разрываться на части, и казалось, в конце концов рухну от напряжения, потому что если я что-то делаю, то выкладываюсь максимально. И все-таки я поступил в училище по классу флейты. Но пока картинг оставался, он шел параллельно...

– «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?»

– Тогда, конечно, – вполне серьезно ответил Яак. – Я действительно был так увлечен тем и другим, что слышал свои ноктюрны, играя на флейте и сидя за рулем «карта». И все-таки подступил выбор. Я понял: нельзя идти сразу по двум дорогам. И выбрал музыку. Но спорт не помешал, а помог мне в пении. Ведь спорт – это воля, собранность, дисциплина, а все это необходимо певцу.

– Почему все-таки из всех музыкальных инструментов вы выбрали именно флейту?

– Знаете, хороший флейтист «на вес золота» в любом джазовом ансамбле. А я считал: уж если быть музыкантом, то непременно джазовым. И потом казалось, на маленькой флейте быстрее и легче научиться играть, чем на большом фортепиано. Я тогда и не подозревал, какой это сложный и коварный инструмент, как будут от него неметь губы и деревенеть пальцы. (В музыкальном училище освоил еще гитару, ионику, фортепиано.) Но ничто даром не проходит. Этот маленький деспот, как я иногда называю свою флейту, все-таки сослужил мне добрую службу: научил правильному дыханию. Дыхание – существенный момент в пении, над его постановкой бьются годами в музыкальных училищах и консерваториях. Игра же на флейте требует большого объема легких и умения рационально использовать запас воздуха.

– Когда и как вы впервые, вышли на сцену?

– Дебютировал в ансамбле «Кристалл». В его составе выступил впервые в жизни на республиканском телевизионном конкурсе инструментальных ансамблей. Это случилось в 1966 году. «Кристалл» стал победителем, и Кикерпуу, известный эстонский композитор и редактор музыкальных передач на телевидении, предложил нам выступить с часовой программой на голубом экране. «Только с одним условием, – сказал Кикерпуу, – кому-то придется петь. Целых шестьдесят минут инструментальной музыки – это многовато для слушателей». Тогда я сказал: «Ладно, я попробую». И спел несколько песен. С поры той телепрограммы я – эстрадный певец. И, скажу вам, по-моему, это довольно опасная профессия – для тех, кого излишне поначалу обласкивают. Три-четыре года успехов – и иллюзия, что стал «кем-то», а потом часто разочарование чуть ли не на всю жизнь, и многие, увы, не могут понять, почему спустя некоторое время никто уже не предлагает им выступления, почему вдруг исчезли толпы поклонников, друзей... А на эстраде, известное дело, вакантное место занимает кто-то другой, так сказать, новый «идол», которого после нескольких лет успехов заменит следующий «микрофонный» голос. Я знаю об этом, как теоретически об этом знают все. И потому часто заставляю себя убегать от некоторых на первый взгляд «соблазнительных» предложений: не соглашаюсь на записи, выступления в случайных развлекательных программах, отказываюсь от многих песен, если они кажутся мне слабыми, заставляю себя работать, когда не очень хочется.

– С какими композиторами вам было интересно сотрудничать? С какими хотелось бы работать снова?

– Я работал со многими композиторами и с большинством из них снова хотел бы встретиться. Это мои земляки: Кикерпуу, Ойт, Кармо. И еще Мартынов, Тухманов, Зацепин, Журбин. Особенно мне повезло с Раймондом Паулсом. Я спел в Сопоте его песню «Подберу музыку», и она стала лауреатом.

Когда меня спрашивают о причинах моего успеха в Сопоте, я отвечаю, что много работал, старался, а про себя думаю: все это так, конечно, но, наверное, еще и потому все так удачно получилось, что, когда пел: «Подберу музыку к глазам. Подберу музыку к лицу», – представлял Дорис и пел именно для нее.

– По какому принципу вы отбираете песни в свой репертуар? Что тут для вас важнее: мелодия или текст?

– Не знаю, назовешь ли это принципом... Самое главное: песня должна мне понравиться с первого взгляда. Да, как человек. Потому что в песне, как и в жизни, для меня важно первое впечатление. Теперь что важнее? Песня – музыкально-поэтическое произведение. Значит, здесь одинаково важны и текст и мелодия. Они друг без друга не могут жить в этом случае. Необходимо, чтобы стихи были настоящие, чтобы в них мысль и чувства были, чтобы заставляли думать. А не набор слов в рифму. Как-то я услышал по радио песню, в которой без конца повторялось: «Понимаешь, милый?» Я так ничего и не понял. Без музыки стихи не споешь, понятно. И потому она тоже должна быть настоящей. Ведь музыка – особая форма отражения жизни, ее проблем. Не помню, кто сказал: «Музыка выражает отношение к происходящему, выражает всегда, даже тогда, когда кажется, что она ничего не выражает». Хорошо? Словом, каждая песня – маленькая история из жизни, может быть, даже из моей. Так получилось с песнями «Подберу музыку» Паулса и Вознесенского, «Фотографии любимых» Тухманова и Харитонова.

– Говорят, Йоала «повзрослел». Это как-то отразилось на репертуаре?

– Разве можно сказать про человека «повзрослел», если он стоит на пороге своего тридцатилетия. Так что я уже... в возрасте. И беззаботного Йоалы эпохи «Солнечных часов» нет. Сегодня стал строже относиться к репертуару. Не хочу «шедевров» на один день. Я получаю много хороших песен, но спеть все и не пытаюсь: нельзя объять необъятное – во-первых, а во-вторых, не все они мои, не все созвучны моей душе.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.