Я телепат

Помню, такое состояние демонстрировал на полузакрытом сеансе в Варшаве один доморощенный факир. (Я пришел на этот сеанс со своим доктором.) Было все, как и при моих выступлениях. Плечистый дяденька глубоко вздохнул, протянул руки по швам и упал в кресло, вытянувшись, как струна. Помощники взяли и положили его затылком и пятками на стулья. Уселся на него один из самых полных людей, присутствовавших в зале. Доктор взял руку висящего между стульями человека и попытался прощупать пульс. Его не было. Полная иллюзия каталепсии!... Но я - то видел, что это не так.

К «каталептику» подошел мой доктор. Он пощупал пульс на обеих руках. Действительно, пульса не было. Тогда он взял стетоскоп и послушал сердце. Это заняло две секунды. Он поднялся, гневно сунул стетоскоп в карман и сказал:

- Сердце бьется отчетливо. Еще на сто лет хватит. Вставайте, чудотворец!

Веки «каталептика» дрогнули. Я подошел к нему и дернул за руку. И из подмышки выкатился стальной шар. Прижимая такие шары руками к телу, «каталептик» пережимал кровеносные сосуды, и пульс в кистях рук прослушивать было действительно невозможно. Кровь переставала поступать в руки. Конечно, ни о каком лежании в таком положении в течение нескольких суток или хотя бы нескольких часов не могло бы быть и речи: в руках от застоя крови просто началась бы гангрена.

После разоблачения «каталептик» снял с себя и показал нам остальной свой довольно хитроумный механизм: систему металлических стержней и корсетов с замками, которые начинались за высоким воротником у затылка и кончались у пяток. Эти стержни и корсеты выдерживали всю тяжесть и его собственного тела и тела сидящего на нем человека...

Как видите, даже такие, очень тонкие и очень сложные чисто психологические опыты порой становятся объектом шарлатанства...

□капиталистических странах очень распространены так называемые «оккультные науки». Я видел разрисованные пестрыми красками домики гадалок, магов, волшебников, хиромантов на Елисейских полях и Больших бульварах в Париже, на Унтер ден Линден в Берлине, встречал их в Лондоне, в Стокгольме, в Буэнос-Айресе. И ничего не изменял в сути дела национальный колорит, который накладывал свой отпечаток на внешнее оформление балаганов, на одежду «предсказателей».

Помню хироманта Пифело, раздававшего направо и налево (за деньги!) талисманы. У него были специальные талисманы «от пули и штыка в бою», «для нерожающих женщин», «для удачи в коммерции» и тан далее. И непонятно одно: почему, таская в чемоданчике тысячи талисманов «для удачи в коммерции», Пифело сам не стал миллионером? Помню психографолога Шиллера-Школьника. Этот определял характер, читал прошлое и предсказывал будущее только на основании почерка. Я убежден, что характер человека не может так или иначе не сказываться на его почерке. Великий Гёте, имевший колоссальную коллекцию автографов, не сомневался в том, что характер и вообще духовный строй человека выражаются в письме, по которому можно судить о характере и индивидуальности писавшего. Мне трудно судить, насколько точно отражаются в почерке те или иные склонности характера, но я абсолютно убежден, что ни прошлого, ни будущего по почерку узнать нельзя.

Кстати, Шиллер-Школьник брался предсказывать и номера лотерейных билетов, на которые должны выпасть выигрыши в ближайшей лотерее. Когда мне об этом рассказывали, я задавал только один вопрос: почему эти номера не купит сам графолог хотя бы для того, чтобы иметь возможность бросить свою сомнительную и рискованную профессию?..

Помню я и таинственное общество метапсихинов - общество спиритов и мистиков, в котором - стыдно вспомнить - сам одно время состоял членом. Это было в тридцатые годы, когда в Польше особенным интересом определенных кругов пользовался спиритизм. Членами этого общества было множество медиумов. Надо разъяснить тем молодым читателям, которые, может быть, и слов-то «спиритизм», «медиум» никогда не слышали, что это такое.

Спиритизм - насквозь мистическая убежденность, будто души умерших могут при известных условиях вступать в контакт с живущими на земле людьми. Главное условие этого контакта - присутствие медиума. Обычно спириты нашего общества собирались (вместе с медиумом) в одном помещении, изгоняли всех неверящих (ибо скептик может помешать сеансу, он якобы испускает отрицательные «флюиды», мешающие душе умершего человека вступить в связь с живыми) и начинали опыты. Содержание их варьировалось в зависимости от того, какой медиум находился в помещении. Были медиумы - специалисты по стуку, по столовращению, по игре на гитаре, по писанию грифелем на доске, даже по материализации духов. В простейшем случае, когда присутствовал «медиум-стукач», беседа с духом велась по алфавиту. Медиум впадал в транс, в состояние, подобное гипнотическому. Через некоторое время раздавался стук в стену: «дух» сообщал, что он явился. Ему вслух начинали задавать вопросы. И шла длинная серия стуков. Их считали. Каждая серия означала номер очередной буквы в алфавите. Из букв составлялись слова.

У других медиумов духи играли на гитаре, положенной где-либо в труднодоступном месте, у третьих - передвигали мебель, у четвертых - писали свои ответы мелом на черной школьной доске.

Самым «сильным» медиумом у нас считался некий Ян Гузик. Он вызывал духов - Наполеона, Александра Македонского, Адама Мицкевича... Думаю, он согласился бы вызвать и дух самого Адама, если бы мне пришла тогда в голову такая мысль...

Надо ли говорить, что этот человек просто обладал умением вызывать массовый гипноз и пользовался им! Надо ли добавлять, что весь спиритизм, по моему глубочайшему убеждению, основан на обмане и шарлатанстве! Фридрих Энгельс в статье «Естествознание в мире духов» охарактеризовал спиритизм как «самое дикое из всех суеверий». Д. И. Менделеев разоблачал самые хитроумные проделки спиритов. Лев Толстой высмеял спиритизм в комедии «Плоды просвещения».

Могу добавить к этому и еще несколько фактов. В Лондоне мне пришлось быть на представлении в цирке, где акробаты-фокусники демонстрировали все спиритические «чудеса», а потом объясняли их нехитрый механизм. А знаменитый в свое время чуть ли не во всем мире медиум Паркер, нажив состояние, потом сам смеялся над спиритизмом, называя его «вековой глупостью».

Видимо, значительными телепатическими способностями обладал знаменитый международный авантюрист граф Феликс Калиостро. Его настоящее имя Джузеппе Бальзамо. Он родился на острове Сицилия в 1743 и умер в 1795 году в форте Сан-Лионе, близ Урбино, куда был заключен по приказанию римского папы Пия VI. Он разыгрывал роль врача, способного исцелять все болезни, естествоиспытателя, алхимика, владеющего секретом философского камня, ясновидца, которому открыто будущее. Он уверял всех, что бессмертен, что ему уже тысячи лет. К сожалению, он не оставил ни дневников, ни записок: приписываемые ему мемуары подложны. Его загадочный образ привлекал к себе внимание многих писателей - от Александра Дюма до Алексея Толстого. Но они рисовали фигуру этого человека, главным образом основываясь на легендах и преданиях. В свое время я заинтересовался его личностью и проанализировал некоторые записи и свидетельства современников. Да, это был очень ловкий жулик, но, несомненно, в арсенале средств, которыми он стремился добиться успеха, были и очень сильные способности телепата...

Да, я телепат. Чтобы «услышать» чужие мысли, мне нужна особая собранность чувств и сил. Но когда я достиг этого состояния - это не очень сложно для меня, - мне не представляет труда «слышать», «читать» телепатически мысли любого человека. И практически любые мысли. Контакт за руку с индуктором мне помогает выделить из общего шума чужих мыслей те, что нужны мне. Но я могу обходиться и без этого контакта. Кстати, когда мне завязывают глаза, мне легче работать - я как бы целиком перехожу на зрение индуктора. Я легко и свободно двигаюсь по залу с завязанными глазами не потому, что запомнил расположение ступеней и дверей, а потому, что я «вижу» в это время то, что видит индуктор.

Лучшими индукторами бывают глухонемые. Вероятно, потому, что они четко, образно, а не в словах представляют себе задание, которое я должен выполнить.

При доброжелательном отношении зрителей работается легче. Так же, наверное, и пианисту легче играть, когда он чувствует немой восторг зала. И, наверное, у него свинцом бы налились руки, если бы он чувствовал враждебное ожидание: вот сейчас собьется... Но так же, как музыкант может собрать силы и не сбиться до конца, так и я могу довести до конца опыт с самым скептичным индуктором.

Самый трудный первый опыт. Им проверяется уровень душевного настроя, собранности. Им завоевывается сочувственное отношение жюри и публики. Поэтому я начинаю с самого легкого - с почты.