Наверное, потому я всегда жду с волнением и нетерпением встреч с канадцами. Канадцы – противники не просто сильные. В игре они жестоки и беспощадны. И к себе и к сопернику. И, садясь на скамейку передохнуть после очередной смены, ты всем телом ощущаешь эту беспощадность – ее вещественные доказательства остаются на твоих боках, коленях, локтях. Но сидишь и ждешь не дождешься новой команды: «На лед!» И ведет тебя вперед жажда переломить ход борьбы, забить еще... И притом доказать и себе и всем, что ты не слабее, что ты их не боишься, что тебя не сломить и не вывести из равновесия.

На моем хоккейном веку не одна сотня матчей, и побед в них было больше, чем поражений. Любая победа приносит радость. Но никакая другая не приносила мне такого удовлетворения, как победа над канадцами, ни одна не наполняла такой гордостью за нас, за наш хоккей, за нашу команду.

...Да, у меня за спиной не одна сотня матчей. Это много. Что поделаешь, они уже где-то здесь, почти рядом, они уже стучатся в мою дверь – тридцать лет...

В спорте тридцатилетие – вроде шестидесятилетия в обычной жизни: тебя награждают, выделяют, при любом случае хвалят. А за всем этим молчаливый намек: не пора ли и честь знать? И пусть сам ты не ощущаешь груза лет, пусть знаешь, что еще долго будешь способен на многое, сознание, что ты подошел к некоей незримой границе, не покидает тебя. Стоит тебе ее преступить, и ты каждый день, каждый час должен доказывать свое право на место по ту сторону бортика хоккейного поля, где лед и шайба, где идет игра.

Надо доказывать. Делом. Потому что в спорте словам не верят. И ты никому не объяснишь, что чувствуешь себя в расцвете сил, что именно сейчас знаешь и умеешь столько, сколько не знал и не умел никогда, что только сейчас достиг пика, с которого видно то, что открывает человеку зрелость. Не верят в спорте словам и не прощают слабостей. По крайней мере тридцатилетним. Тридцатилетний обязан быть сильным всегда, на каждой тренировке, в каждом матче.

Чем ближе рубеж, тем чаще задаю себе вопрос: готов ли к борьбе? Сумею ли выстоять? И отвечаю, как, наверное, каждый из нас: постараюсь. Потому что не представляю, как это так – не выходить на лед, не сражаться за победу, не сталкиваться лицом к лицу с сильным противником. Не представляю, как жить без ожидания этих счастливых минут озарения.

Но, как бы там ни было, хоккейный век короток. Впереди у меня меньше игр, чем осталось позади. Что же делать потом? Себе я уже ответил: с хоккеем не расстанусь. Хотя понимаю: специальности тренера и игрока – совсем разные. Выйдет ли из меня тренер? Сумею ли, став тренером, быть таким же нужным «Спартаку» человеком, каким я, надеюсь, был, как игрок? Институтский диплом не дает тут ни малейших гарантий. Слишком богата история спорта вообще и хоккея в частности примерами, когда даже выдающиеся игроки терпели поражения как тренеры.

Так откуда же тогда моя категоричность? Невозможно оставить дело жизни – вот откуда. И опыт сотен из нас это подтверждает (тех же братьев Майоровых и Старшинова – дипломированных инженеров, Владимира Юрзинова – выпускника факультета журналистики МГУ). Одни ни на день так и не расстались с хоккеем, другие попробовали – не получилось, вернулись. Да и не могли не вернуться. Я бы даже сказал так: обязаны были вернуться. Ведь самое-то полное и самое высшее образование у них все равно хоккейное. И знаний у них здесь накоплено столько, сколько ни в какой иной области им уже не накопить. И разве это правильно, чтобы такой багаж пропадал без дела, когда он хоккею необходим, как воздух?

Конечно, прекрасно, если есть у тебя педагогический талант. Но талант – прежде всего труд. И пусть я не стану, скажем, Чернышевым, Тарасовым или Кулагиным. Но и бесполезным, лишним человеком в хоккее не буду. А раз так – значит, мое место здесь. Навсегда.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.