– Смотри, Сергей, – Комаровский кивнул на птиц, – у этих тоже вовсю идет вывозная программа. Молодежь на крыло ставят.

После врачебного осмотра, обязательного перед полетами, курсантов и инструкторов собрал под навесом для предполетной беседы майор Шульга. Майор объявил, что курс на взлете 35 градусов, ветер встречный, до 5 метров в секунду, видимость более 10 километров (в таких случаях говорят – миллион на миллион). Добавил, что над зоной отмечены групповые перелеты птиц.

Дронов вырулил на взлетную полосу следом за Кузнецовым. Тот доложил, что готов. Шульга сказал:

– 356-й, взлетайте. Ваша зона вторая.

Кузнецов продублировал команду специально для Дронова, скомандовал:

– 058-й, обороты!

Сергей видел, как серебристая машина ведущего начала таять в дрожащем от грохота двигателей воздухе, как вырвались из сопла оранжевые всполохи пламени. Дронов перевел рычаг на максимальные обороты. Самолет наклонил к земле нос, словно готовясь к прыжку. Спустя секунду истребитель понесся по бетонке, все прибавляя скорости и мощи. И взлетел легко и свободно, обретя желанную свободу.

...Самолет падал. И на то, чтобы принять решение, у Дронова оставались

считанные секунды. Он отыскал взглядом кнопку катапульты. Кто его осудит, если он нажмет ее! Разве он не сделал все, что мог, дважды пытаясь запустить двигатель? Одно движение – и все, чем он дорожил в жизни, останется с ним. Одно движение. Только одно. И жизнь будет продолжаться. Земля ждала его решения.

– Первый. Я – 058-й. Прошу разрешения на вынужденную посадку с убранным шасси.

Пауза. Он слышал, как Шульга тяжело дышит в микрофон.

– 058-й. Посадку разрешаю. Ищи площадку...

Под ним была станица. Сотни людей, ни о чем не подозревая, вершили свои земные дела. Дронов и потом не сможет объяснить, почему он принял это, а не иное решение. Впрочем, дело не в словах. Дронов действовал сообразно высшей, самой мудрой логике – логике жизни.

Итак, он решил идти до конца. Не только отвести беду от станицы, но и постараться спасти самолет. Хотя этого, последнего, от него уже не мог бы потребовать самый взыскательный командир. Но Шульга не запретил этого Дронову. Майор помнил Сергея по совместным полетам и верил в него.

В кабине неестественно тихо. Ему было даже не с чем сравнить это непривычное для летчика-истребителя ощущение покоя управляемой им машины. Ведь Дронов никогда не летал на планере, он имел дело только с реактивным самолетом, привык к мощному голосу его двигателя, вибрации, дрожанию стрелок на шкалах приборов. Сейчас же он оказался словно в вакууме.

Он потянул ручку на себя, осторожно, боясь слишком резкого движения, пробовал, насколько управляем самолет.

На какое-то время удалось уменьшить угол падения. Впрочем, почему падения? Планирования, ведь пока Дронов находится в кабине и держит руль, он продолжает лететь, даже если этот полет зрительно неотличим от падения.

Какая большая станица! Дома, палисадники, опять дома. А это красное здание – наверное, школа. Ему было бы намного спокойнее, если бы дома как можно быстрее исчезли из-под крыльев. Тогда он мог бы весь сосредоточиться на выборе площадки. Дронову с высоты, как и всем летчикам, видно, сколь густо населена земля человеческим жильем, творениями рук людей.

У него начались провалы в связи. Дронов понял, что выходит из зоны радиовидимости аэродрома. Он не испугался, потому что заранее приготовил себя к этому. И вдруг он услышал голос Кузнецова:

– 058-й, я – 356-й, буду радиомостом между тобой и первым. Помни про баки, сбросишь, когда выйдешь за квадрат.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.