ЕЩЕ на столбе, стоя на скрещенных когтях перед белыми голубями изоляторов, посаженными на кронштейне, Павел почувствовал неясную тревогу.
- Падаю?..
Инстинктивно он старался отыскать реальные причины, вызвавшие это ощущение тревоги. Но по бокам, над головой и под ногами пела густая и плотная сетка проводов, один вид которой действовал успокаивающе и опровергал даже мимолетную мысль о возможности падения. Когти четырьмя парами зубьев сжав накрест кривые челюсти, мертвой хваткой вцепились в тело столба. Широкий пояс, словно кожаная спинка своего домашнего кресла, поддерживал мягко и надежно и, в свою очередь, был опоясан тонкой железной цепью, охватившей столб и среднюю траверзу кронштейна.
Но тревога была. Это отчетливое ощущение не могло быть беспричинным.
- Нет, не падаю. Не то, - твердо заключил Павел, не чувствуя все же успокоения. Но тогда что же? - доискивался он. - Работа не клеится.
Павел посмотрел на голубиные головки изоляторов, проследил глазами провода, только что натянутые и уже влившие свои голоса в звучный хор кронштейна. Ошибок не было, как не должно было быть ошибок в каждой ответственной работе. Ошибок не было, ибо, если бы Павел допускал их в такой работе, как натяжка новой моторной линии, его не так легко перевели бы из подручных в электрики. Ошибок не было, наконец, потому, что он только сейчас повязал последний из трех проводов, ушедших через крышу машинного здания к механическому цеху, - уже мчались по ним невидимые три фазы переменного тока, и было слышно, как их прибытие бросило в дрожь только - что установленный мотор.
Столб едва заметно раскачивался - от этого менялась настройка проводов; хорошо было видно плоскую крышу формовочного цеха с канатными постройками, которые заставили говорить о себе весь завод, внизу стоял привычный гул и, не будь тревоги, Павел никогда не вздрогнул бы, стоя на столбе, как вздрогнул сейчас на окрик снизу. Закинув назад голову и приложив ко рту руки, с земли кричал Щеглов:
- Что ты там кукарекаешь? Слезай, сейчас шабаш. Мотор у меня пошел охотно, как прогульщик за водкой.
Павел посмотрел вниз. Со столба Щеглов в его зеленом плаще, слегка испятнанном маслом, безоговорочно выглядел яркой весенней лягушкой, смешно отползавшей от столба. И это очертание натолкнуло Павла на корни его тревоги.
... Утром Хатюк, с обычной своей запорожской улыбкой, ударил по плечу Бориса Щеглова.
- Закрутился Павло со своей крышей, а дивчину прогавив. Але - ж, Борис, как только сдружишься, спаси дивчину от телефону. Телефонистки - пропащие жинки, будто током задергани.
Может быть, Павел промолчал бы, он даже наверное сделал бы вид, что не слышит разговора между Борисом и Ха - тюком, но его поразил ответ Бориса и то, как он рассмеялся. Ответ этот, в котором обычное хвастовство («не с таким справлялся!») смешалось с уверенным схемой чего - то добившегося человека, заставил насторожиться. И, заметив это, моторист Дерягин, чернобородый и ласковый Дерягин, обратился прямо к Павлу:
- Ты, паренек, ведь, тоже туда звонил? Так правду, что ли, Хатюк говорит?
И пришлось Павлу, чтобы не выдать волнения, сказать:
- Это все ролики.
«Ролики» вышли удачными, ибо не было на языке электриков лучшего слова, чем это название мельчайших фарфоровых изоляторов, чтобы ярче передать, насколько ничтожно какое - либо сообщение, вопрос, событие...
Павел сказал «ролики», а подумал иначе...
... Выбравшись из густой сети проводов, медленно переставляя когти вниз по столбу, Павел взглянул на здание заводоуправления и легко угадал за окном телефонной подстанции легкую Анкину фигурку. «Анка сейчас обеими руками переставляет штепселя на доске коммутатора. Она как бы дирижирует неслышной другим музыкой чужих разговоров или делает какую - то странную гимнастику. Она разбрасывает по тоненьким проволочкам короткие и такие одинаковые слова, как будто они заранее привинчены к каждому штепселю, и для того, чтобы они зазвучали на мембране какой - нибудь трубки, вовсе не нужны ее теплые губы, тонкое лицо, глаза. «Готово. Звоните. Не отвечают.»... Нужны только руки, утомленные восьмичасовой телефонной гимнастикой»...
Когда на ногах когти, а под руками железное тело столба, нельзя электрику думать о живых девушках. Когти напоминают сами это правило. Они скользят вниз по столбу и знают, что, если этот поступок и повредит кому - нибудь, то их пригодность, а следовательно, и невиновность будет подтверждена затем инспектурой труда. И еще - нельзя так медленно и с такими остановками спускаться со столба, как спускался Павел. Когти напомнили Павлу азбучные правила. Пользуясь тем, что Павел ни разу не посмотрел на них, они разжали зубья и сняли с себя всякую ответственность за дальнейшее.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.