Нет, это был не Стил-отец, занимавшийся сельским хозяйством вопреки полицейским законам, не Стил – революционер и подпольщик, а Стил-землевладелец, Стил-сенатор, хорошо усвоивший разницу между хозяевами и слугами.
Я лежу на широком сафьяновом диване и думаю, думаю, думаю...
Я по-прежнему в том же доме, куда мы приехали пятьдесят лет назад по здешнему времени. Тогда шел десятый год первого века, ныне шестидесятый. Дом, как и прежде, стоит на холме, только ведут к нему не ступени из плоских, вдавленных в землю валунов, а широкая лестница из тесаного камня. И забора из высоких нетесаных бревен с узкими бойницами уже нет, его заменил строгий чугунный рисунок ограды. Да и лес кругом далеко вырублен, уступив место уже пожелтевшим массивам пшеницы. Стил прежде всего показал нам их, прокатив по проселку в открытой двухколесной «американке», запряженной парой породистых рысаков. Видели мы и птицеферму, и скотный двор, которому позавидовал бы любой российский помещик, вместительные амбары для зерна, огороды и молочное хозяйство с маслобойками и сыроварней, и даже что-то вроде ангара для сельскохозяйственных машин – довольно примитивных, правда, однолошадных плугов, сеялок и косилок, часть из них работала в поле, часть «отдыхала». «Недостаток рабочих рук», – пояснил Стил.
что изменило его, превратило из двадцатилетнего романтически настроенного парня, почти дикого, как индеец времен колонизации американского континента, в крупного хозяина, знавшего цену каждому истраченному и заработанному франку? Я застал его после поездки по имению над бухгалтерскими книгами, которые он проверял в присутствии своего ровесника-управляющего. Но как различно выглядели они в этой беседе: один жесткий и властный, другой покорный и робкий, шепотком объясняющий какие-то тайны дебета и кредита.
Потом, когда он закончил дела с управляющим, у нас произошел разговор, который развернул передо мной судьбу сенатора, словно документальную киноленту.
— А все-таки потянуло к политике? – спросил я его не без умысла.
— Потянуло, – согласился Стил, – сказалась, должно быть, отцовская кровь. Да и здешние фермеры, когда новые земли разбили на кантоны, меня сначала кантональным судьей выбрали, а потом все как один – кандидатом в сенат. Так и прошел без соперников. И переизбирали каждый срок, даже когда большинство в сенате переходило к «джентльменам».
— Точнее, к правым?
— Пожалуй.
— Значит, вы левые?
— Мы – центр. Левые не сформировали собственной партии. Пока они наше левое крыло, обязанное подчиняться решению большинства, хотя по многим вопросам оно и не согласно с нашей политикой.
– По каким же вопросам? Стил замялся.
— Мне трудно сказать без протоколов заседаний сената. Назову главные. Они, например, за снижение пенсионного возраста и за увеличение пенсий, а мы этого не можем – не позволяет бюджет. Они – за национализацию железных дорог, нефтяных и газовых разработок, ну а мы, естественно, не хотим ограничивать инициативу хозяев. Интересам государства она не угрожает.
— А интересам народа?
— Я уже говорил, что государство – это народ и его хозяйство, – упрямо повторил Стил.
Я решил не продолжать спора. Еще не время. И спросил примирительно.
— А ваши консерваторы – «джентльмены», вероятно, не возражали бы против Мердока?
— Возможно. Но мы сдержим и Мердока и Донована
— Кто это Донован?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Беседуют А.А.Дыбцын, генеральный директор Котласского целлюлозно-бумажного комбината, и Александр Рушаков, электромонтер.