Разбежались растерянно вагонные планы культурной работы в Огроме. Шахматная доска, похожая на щит черепахи, распласталась на подоконнике. Старые ящики тащились утомленными людьми издалека. Вот остановился один человек, отирая сырой рукавицей лоб, и воротник вельветовой тужурки показался у его подбородка. За Алексеем шла ребятежь с мешками и вязанками. В шуршанье и стуке возникли в комнате две девушки. Пачки разноцветной литературы двигались перед ними. Потом начали взлетать и падать березовые дрова, обмененные на просроченный ордер исполкома. И тогда загудел огонь, окруженный белым сиянием штукатурки. Уют и тепло заполонили новую страну.
Комсомольцы понимали, что плохо и пусто в копоти и неподвижном морозе. Но не было первого, кто смог бы отвлечься от равномерной обычности и поднять читальню над соломенным зимним дымом. Это привелось сделать новому избачу и руководящему комсомольцу Алексею.
И тогда шагнул к нему и к новой его семье самородливый парень Роман Тутаев.
Роман Тутаев за три последних года первую зиму проживал в Огроме. От катальской работы на домне - самоваре вздыбились на его плечах круглые комья мускулов. От вечерних гулянок появились у него тяжкие замашки гуляки, буяна и сердцееда Он разговаривал с деревенскими комсомольцами, глядя в сторону:
- Мне в комсомол - плевое дело, даже просют на домне.
Он говорил, когда хотел, мягким горловым голосом и улыбался почти застенчиво. И не могли устоять девки перед такой его необычной умелостью.
И, не только девки кружились вкруг него. Ребятежь с каменной дороги приходила к нему, бросая временных вожаков, каждый раз как возвращался единоличный парень Роман с огневой работы.
Любой гармонист шел играть за спиной Тутаева. И не было человека в разбросанной деревне Огроме, который не называл бы Романа Ромасем, слушая тихие его напевы.
У него отобрали за прогулы хлебную карточку, и он воротился в скучное свое село.
В беспощадную снежную ночь в натопленной избе - читальне он встретился с бледным низкорослым человеком, окруженным комсомольцами. И тоскливо запомнились Роману худые плечи, белые волосы и насмешливые глаза чужого избача Алексея.
Роман не понимал, откуда идет к нему тоска. Быть может от красной девки Василиски, что назвала Леней городского человека, приехавшего в Огрому четыре дня назад.
.. Нежданно отгрохнулась тяжелая дверь, и толпа младших ребят торопливо попятилась в сени. Алексей быстро повернулся к ним на каблуке. Ребята выжидательно глядели на него. С сосредоточенным видом Алексей достал из кармана копейку и положил се на ладонь. Он сомкнул руку в кулак, дунул на нее и разжал пальцы. Копейки на ладони не было.
Поглядывая друг на друга, ребята подошли ближе.
Алексей повторил номер. Копейка снопа очутилась на его ладони.
С громкими возгласами все бросились к Алексею, и монета опять таинственно скрылась из его руки.
Ребята разглядывали его с почтительным восхищением. Алексей повернул ладонь книзу. На ногте среднего пальца удобно примостилась пропавшая копейка. Ноготь был смазан чем - то клейким. Неумелый смех ребятежи приветствовал разоблачение тайны.
С этого дня сотня старших огромовских школьников также начала называть Алексея Леней.
После тяжкой работы первых дней он ощущал какую - то легкость, даже веселость, от той теплоты и белизны, возникшей после его приезда, от парней и девчат подле себя.
Он поселился у старика - колхозника Оломонова Ильи. Дед Илья сообщил Алексею:
- Насчет тебя разговор был на бедняцкой группе. Первый ты к нашему стоять на квартиру пришел, говорят. А то все больше городские - к зажиточным... Притом так люди полагают: ты, говорить, говоришь и слушать других можешь со спокоен, без перебивки. Вроде как хвалят.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Каковы итоги пятилетки в четыре гола области промышленности?
«МОЙ ДРУГ» Н. Погодина в Театре революции