Осеннее солнце медленно поднимается над новороссийским вокзалом. Зыбкие тени облетающих акаций падают на светлые стены домов. На дорожках привокзального сквера под ногами шуршат желтые листья.

День обещает быть ярким и не по - осеннему горячим. Солнце согревает асфальт, плавится в окнах пустых вагонов и. отраженное в накатанных рельсах, бежит рядом с маневрирующими поездами.

Сегодня должен приехать из санатория Николай Островский. Из писем его матери, Ольги Осиповны, мы знали, что он очень болен и нуждается в продолжительном отдыхе. «Молодая» половина нашей семьи, то есть я и моя сестра, никогда не видели Николая. Несмотря на то, что у нас есть его фотография, живой образ человека, которого нам предстоит встретить, вырисовывается в воображении каждой из нас по - разному. Ждем с нетерпением. Хочется скорее увидеть человека, который, несмотря на свою молодость, успел отдать много сил и здоровья борьбе за счастье своей Родины.

Наконец, тяжело сопя, лязгая буферами, подкатил поезд.

Николай высок, худощав. Серый, чуть мешковатый костюм подчеркивает его рост. Держа в правой руке палку, он на секунду задерживается на ступеньках вагона. Глаза юноши, черные, блестящие, видимо, отыскивают в толпе тех, кто пришел его встречать. Он без кепи, ветер треплет темные густые волосы.

Подошли к Шоссейной улице, которая ничем не отличается от сотен подобных ей в Новороссийске: одинаковые одноэтажные каменные дома с зелеными палисадничками. Узкие мощеные тротуары. Разбитая колесами булыжная мостовая густо покрыта пылью.

На углу - наш небольшой кирпичный дом. Калитка, красный забор, через который перегибаются ветви акаций. Во дворе небольшой фруктовый сад, клумбы с цветами и грядки. Там же стоит неуклюжий, самодельный турник.

Посредине двора, окруженный четырьмя старыми, покосившимися скамьями, - толстый, раскидистый дуб.

Здесь вместе с нами и поселился Николай Островский, будущий писатель, автор книг «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей».

... Отдыхать Николай совершенно не умел. Целыми днями он бродил по городу, много читал, меняя книги в городской библиотеке через каждые два - три дня. Я часто его сопровождала в этих прогулках, вместе с ним ходила в библиотеку. По дороге мы много разговаривали. Николай вспоминал о товарищах, с которыми вел оживленную переписку, мечтал о том, как горячо возьмется за работу; ему все казалось временным: и болезнь, и постель, и инвалидная книжка.

Неоднократно Островский ходил в районный комитет комсомола с просьбой прикрепить к нему группу молодежи для политзанятий. Товарищи из райкома советовали ему пока отдыхать, лечиться и не думать о работе.

Однажды я зашла в комнату Николая. Он был какой - то рассеянный, грустный. На вопрос, что случилось, он горячо заговорил: - Надоели мне ноги, которые отказываются служить, надоела пенсионная книжка, которая залежалась в кармане и жжет огнем, надоели одни и те же слова: «Отдохни, подлечись!». Как люди не поймут простой вещи, что у меня в груди бьется сердце, которому только двадцать два года! Прошло две недели. В течение этого времени Николая все чаще и чаще мучила острая боль в суставах. В черных и глубоких его глазах зажегся нехороший, сухой огонек. Вечерами, если мы не бродили по улицам города, Николай всегда бывал дома. Но однажды он не вышел к ужину. Я постучала в дверь его комнаты. Мне никто не ответил. Приоткрыв дверь, я увидела, что комната пуста. Мною овладело беспокойство. Были глубокие сумерки, и Николай уже не мог сидеть во дворе с книгой, как это часто он делал. Я вышла на улицу. С моря дул свежий ветер. Долго и пристально вглядывалась я в темноту, стараясь не думать о том, о чем думалось против воли; подавленное состояние Николая все эти последние дни и сухая рука с лежащим на ладони браунингом. Он подкидывает черный револьвер: «...этой штучкой все можно сделать».

За ночь много раз я выходила за калитку. На востоке уже слабо намечался белесый рассвет. Вдруг я услышала знакомые шаги. Это был Николай.

Он рассказал мне, что вечером был на собрании городского партактива в клубе имени Демьяна Бедного, выступал там. Когда окончилось собрание и участники его разошлись, Николай медленно побрел домой. Не зная города, он направился в противоположную от дома сторону. Идти было трудно, болели ноги, мешали костыли. Дошел до берега моря. Сел на скамейку в сквере у здания райкома партии и устроил вместе со своим «я» заседание «политбюро», на котором стоял вопрос о «предательском поведении тела».

Этот вечер и размышления Островского впоследствии вошли в книгу «Как закалялась сталь». На страницах книги Павел Корчагин задает себе вопрос: что делать, когда тело отказывается служить? Расстрелять его?

Размышления в книге заканчиваются так:

« - Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай ее полезной».

Такое решение принял Николай Островский. Это решение он вложил в уста Павла Корчагина, героя своего произведения.

Зимой 1926 года болезнь Николая резко пошла на ухудшение. Начались сильные боли в суставах. Сжав зубы, подавляя стоны, неподвижно лежал Николай на спине. Лицо его оживлялось редко и ненадолго.

Но, несмотря на болезнь, он с присущей ему настойчивостью и упорством стал заниматься самообразованием.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.