– Звонят, звонят, а чего звонят? – сказала она, зевая.

– Как фамилия твоего мужа? – вдруг спросила Вероника.

– Шорыгин Игорь Алексеевич, – опешив, растерянно проговорила Тонюшка.

– Красиво... А помнишь, – оживилась Вероника, – «Клянусь богами и богинями, беря их в свидетели, что нигде и никогда... нигде и никогда не оставлю больного без помощи... и, куда бы ни забросила меня судьба, буду вести чисто и непорочно свою жизнь и свое искусство».

– Клятва Гиппократа, – удивилась Тонюшка, – мы учили ее всем курсом, как таблицу умножения.

– Мы все много и красиво говорим в юности. А потом забываем эти красивые слова... – неожиданно сухо ответила Вероника.

– Ты вот помнишь, – с грустью произнесла Тонюшка.

– Я знала клятву с детства, от отца... Он читал мне ее наизусть вместо сказок. Тонюшка сникла, виновато взглянула в глаза подруги:

– Не все же могут быть героями, Ника. Есть ведь просто рядовые люди...

– Ты знаешь, они зовут меня обратно. Вчера получила письмо... Кто-то не приехал там вместо меня. Зато привезли рентгеновский аппарат, и он стоит прямо на улице под брезентом. Никто не знает, что с ним делать.

Вероника встала, тяжело оперлась о край стола.

– Устала я что-то. Пора домой...

Она быстро оделась. Тонюшка ее не задерживала, все так же грустно и виновато смотрела в глаза подруги.

– Все хорошо... – Вероника чмокнула Тонюшку в мягкую щеку и, не оглядываясь, заспешила по лестнице вниз.

Воспоминания уже не оставляли ее. В переполненном и душном вагоне метро Вероника вновь переживала свою первую встречу со степью. Она сошла под вечер на незнакомой маленькой станции. Умытый дождем перрончик был пуст. Холодный, затоптанный огонь листвы метался на путях. Вероника задержалась на подножке и окинула взглядом станцию и степь за ней. Ее должны были встретить, но на перроне было тихо и пустынно. Вероника сняла туфли и пошла по путям. Мокрые теплые шпалы грели босые ноги. Давно, пожалуй, с самого детства, не ходила она вот так.

Дорога в совхоз вела через ковыльную степь. Вероника обулась и зашагала по ухабам, то и дело оскальзываясь в раскисших краях глинистой колеи.

В степи после дождя было тихо и солнечно. Серебряно светился ковыль. Вероника, завороженная увиденным, сошла с дороги и побрела по колено в мягком, легком, как пух, серебре, смущенно трогая его руками, как бы пытаясь понять, отчего это так... Узенькая тропка вела все дальше и дальше и вскоре нырнула в глубь дрожащего от ветра желтого океана. Шершавые литые кисти пшеницы царапали руки. Вероника остановилась, поймав один из колосков, легонько сдавила его. И тотчас в ладонь брызнуло твердое, похожее на крупинки золота зерно. Вероника сжала пальцы в кулак и долго не решалась бросить на землю маленькие горячие золотинки.

...Она так и не выбросила хлеб. И теперь, идя от метро к дому, с удивлением обнаружила обкатанные крупинки в кармане старого плаща. И долго рассматривала их. Потом уронила зерно под ноги и вдруг увидела, каким жалким и беспомощным выглядело оно на черном, лоснящемся от дождя асфальте.

«Им никогда не прорасти здесь», – подумала она, усмехнулась, поймав себя на мысли, что, выбрасывая зерна, хотела избавиться от воспоминаний.

Улица пахла разломленным арбузом. Так пахла когда-то степь, только сильнее и чище.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.