– Слышите? – пояснила Анна Сергеевна. – Это стрекочет мой Витька, попугайчик.

Он сказал, что у них с Элей тоже есть попугай. Они даже обсудили поведение птиц, воспитание.

– Можно, я позвоню вам как-нибудь просто так, поболтать? – сказала она в конце.

Он был рад. Разговаривать с ней можно было о чем угодно. И как! Она помнила имена всех более или менее крупных спортсменов, их достижения, даже тренеров. Она умела мгновенно настраиваться на его волну, но не поддакивала ему, как Эля, а спорила. И так жизнерадостно, так весело и лукаво, что Георгий готов был и сдаться. Он уже ждал ее звонка и даже подумывал, не написать ли ему воспоминания.

– Звоните, пожалуйста, – говорил он ей в конце разговора и так искренне, что Эвелина Викторовна замирала за дверью.

– Доброго, хорошего, ладненько? – неизменно прощалась Анна Сергеевна. Он спросил однажды, была ли она спортсменкой. В трубке раздался серебристый смех и ответ:

– Ни-ког-да.

– Что же тогда вас заставляет...

– М-м-м... – протянула она капризно. – Мне нравится в них умение пре-одо-ле-вать... Особенно после поражения... Начинать заново жизнь. Легко быть сильным. Если человек долго сильный и все время побеждает, то он становится потом слабым душой, неподвижным. А если он к тому же не умеет быть добрым, тогда совсем плохо... Моя тетушка Ута... Рассказать вам одну ее историю?

– Расскажите, – согласился Воскобойников.

– Представьте себе тридцать третий год. Гитлер пришел к власти. К нам в Союз приехали два брата, члены КИМа, друзья Тельмана, инженеры Роберт и Иоганн. Уточка тогда была комсомолкой. Она познакомилась с Иоганном, и они полюбили друг друга. Этакие коммунистические Ромео и Джульетта... Прекрасное будущее виделось им. Да только... судьба оказалась жестокой.

Несмотря на смысл слов, голос Анны Сергеевны звучал лучезарно. Поддаваясь ему, Георгий приготовился выслушать историю о семейном счастье...

– Он заболел стафилококковой ангиной, которую тогда еще не умели лечить, и умер в три дня. Как раз в день назначенной свадьбы были похороны, кремация. Иоганн завещал брату никогда не бросать Уточку, до конца дней помогать ей... И вот прошло уже пятьдесят лет, – голос окреп, – но Роберт не оставляет ее. Он живет в Горьком, но каждый год приезжает к нам.

– К вам?

– Не-ет, почему же? Ну, конечно, к Уточке. Она немножко больна. – Голос стал как-то кукситься, словно зверек, поварчивать, но снова короткий вздох – глоток оптимизма из невидимого источника – и опять лучезарные звуки. – Так вот Уточка больна, слаба сейчас, но сила ее в доброте!.. В следующий раз я прочту вам, что писал о силе и доброте один древний ученый... Ну не буду вас больше задерживать. Доброго, хорошего, ладненько?

Да, разговоры с Анной Сергеевной становились для Георгия все более ожидаемыми. У этой таинственной женщины, как у хорошего спортсмена, было обостренное чувство партнера. Она не говорила и не спрашивала о его делах-заботах, но как-то так получалось, что она, не спрашивая, отвечала на его вопросы. «Вы же Мастер по Преодолению Трудностей, вернее, можете им быть, – добавляла она как бы между прочим. – Вот было бы славно породить движение в ребятах, движение ваших последователей?» И ему хотелось стать таким мастером.

Георгий Павлович, конечно, чувствовал, что Эвелина недовольна этими долгими беседами. Она даже стала поговаривать о статье, советовать: мол, пусть бы написал. Она отвезла бы ее сама и наконец увидела эту беззастенчивую женщину с голосом пантеры Багиры... Небось, завзятая кокетка. Впрочем, и с ней, Элей, эта женщина была не менее приветлива, чем с Георгием, и столь же беззаботно звучал ее голос. Это ставило Эвелину Викторовну в тупик, не давало ей повода для ревности; приходилось тщательно скрывать свои чувства.

Ей удалось уверить мужа, что обладательница необыкновенного голоса – актриса. «Конечно, неудавшаяся актриса», – поддакивал Георгий жене. И решил прямо спросить об этом Анну Сергеевну.

– Я актриса? – изумилась та. – Откуда вы взяли? Скажем так: могла бы быть актрисой, но не стала. А в жизни, где каждому приходится в той или иной мере быть актерами, – да, я актриса! И это, поверьте мне, гораздо труднее.

Воскобойников с облегчением вздохнул. А Анна Сергеевна проворковала горлицей:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.