Темир-Тау встретил Владимира Грицука, прибывшего вместе с большой группой комсомольцев, морозным, обжигающим ветром. Вьюга глухо гудела, крутясь над степью. Казалось, будто густая белая масса на гребне холма кипит и пенится. Владимир, пристально вглядываясь в дрожащую тьму, прислушался, но ничего не услышал, кроме тяжелых вздохов метели. Такого ветра не бывало даже на Дальнем Севере.
Спотыкаясь, с трудом вытаскивая сапоги из глубокого снега, подходили ребята к поселку. Вдруг правее полыхнула электросварка, и навстречу, озаряемые голубым отсветом, неожиданно выплыли стрелы подъемных кранов, стальная арматура, облепленная комьями снега, горы земли, бульдозеры... Прибывших разместили в тесной комнате общежития. Когда новички, утомленные дорогой, быстро заснули, Владимир присел к столу. Затачивая карандаш, глядя на выползающую из - под бритвы узенькую стружку, вспомнил, что вот так же недавно по ночам писал матери письма с Севера...
Грицуку не было шестнадцати лет, когда он окончил строительное училище и уехал трудиться на Дальний Восток. Был он самолюбив, по - юношески зазнавался от первых похвал прораба. А тут еще с легкостью выполнил на соревнованиях нормы второго разряда по штанге и победил в боксе. Начальник стройки сказал, что Владимир - парень незаурядный. По молодости лет Грицук решил, что это именно так, и стал доказывать свою силу Каждому.
Среди строителей были любители «погулять». Связавшись с ними, Грицук привык «обмывать» каждую получку. В понедельник возвращался на стройку с гудящей головой, но виду не подавал и через неделю опять уходил с друзьями. Попадая в закусочную, старался пить больше других, уверяя, что ничуть не пьянеет и может выпить еще столько же. Задирал незнакомых парней да и к своим стал относиться свысока, зная, что может справиться с каждым. Члены комитета комсомола пробовали его урезонить: «Что ты попусту растрачиваешь свою силу? Дутой славы ищешь? Грош ей цена!» Но Владимир ответил, что у него своя голова на плечах и учить его не нужно.
Зарабатывал Владимир немало но денег всегда не хватало, и, посылая домой письма, он краснел от стыда, что не может отправить сестре и братишке подарка к празднику. «Вот возьму и пошлю все сразу!» - успокаивал он себя, отправляясь «погулять» с компанией.
Как - то осенью в городе к ним пристали шесть незнакомых парней. Товарищи Владимира были пьяны и едва держались на ногах. Грицук, с трудом соображая, о чем шел спор, толкнул в плечо одного из парней, началась драка. Участников ее судили через месяц. Владимир сидел молча, внимательно слушая, что говорит прокурор, суровый мужчина в очках. Когда настала очередь сказать последнее слово, произнес растерянно:
- Не понимаю я многого, граждане судьи! Ведь вот все мы были строителями. Знали друг друга... уважали... Одним словом, люди... И вдруг, словно звери, били друг друга! Как же это? Не понимаю!...
Владимира приговорили к двум годам исправительно - трудовых работ и отправили на Север. Пришлось поработать и грузчиком, и монтажником, и каменщиком. За годы нелегкой жизни на Севере Владимир как - то сразу повзрослел, посуровел, еще больше раздался в плечах. Ночью, притулившись на нарах и слушая свист ледяного ветра за окном, писал матери:
«... Вот опять я вспоминаю всю свою жизнь... Думаю и думаю без конца. Все об одном и том же. Неправильно я жил до сих пор. Не учился, читал мало. А это - главное! Ты следи, мама, чтобы брат и сестра не бросали школу. Если с деньгами будет трудно, я помогу. Недавно получил премию за перевыполнение плана. Завтра пошлю вам...»
Из заключения Грицук вышел другим человеком: стал сдержаннее, молчаливее и собраннее. В нагрудном кармане у него лежали семь благодарностей за отличную работу. Трудился он затем на стройках Москвы, Украины и Юга, а когда прочел в газетах о гигантском строительстве в Казахстане, пришел в райком комсомола и попросил направить его в Темир - Тау.
... О многом вспомнил Грицук в эту вьюжную ночь и заснул только под утро. На следующий день он побывал в комитете комсомола стройки. Члены комитета обрадовались: «Нам каменщики дозарезу нужны!» - и посоветовали ему пойти на строительство самого важного объекта - завода железобетонных конструкций. Бригада подобралась дружная. Опытный производитель работ коммунист Николай Семенович Шевченко, имеющий на людей интуитивное чутье, сразу же прозвал Владимира «художником каменной кладки». Грицук удивлял поразительным умением по наружному виду стен определить, какое у них «нутро» и есть ли в кладке скрытые пороки - «выцветы» или «дутники».
О прошлом Владимира в бригаде старались не говорить.
По вечерам было о чем поговорить с товарищами, помечтать. Воспитательница общежития комсомолка Нина Глушкова организовала увлекательные беседы о том, какой будет комсомольская новостройка. У ребят глаза загорелись, когда они услышали, что строящийся металлургический комбинат выдаст в течение года сразу столько стали и проката, сколько давала в 1913 году вся металлургическая промышленность царской России. Но, чтобы домна вступила в строй в декабре, строителям нужно было напрячь все силы.
Условия работы были нелегкими. От ледяного ветра стыли руки, приходилось шарфом закутывать лицо, оставляя только узкие щели для глаз. Владимир Грицук работал за троих. От холода и ветра он страдал меньше других: сказывалась длительная мурманская закалка.
В лютый мороз на соседний участок пришла группа новичков. Владимир с беспокойством смотрел, как стройная, хрупкая девушка беспомощно постукивает о землю каблучками хромовых сапог, пытаясь согреться. Ветер усиливался. Девушка села прямо на снег и, стянув сапоги, попыталась растереть застывшие пальцы.
Грицук подошел к ней и, глядя на ее неловкие, судорожные движения, спросил:
- Откуда приехали?
- Из Брянска.
- На стройке приходилось бывать?
- Нет. На мебельной фабрике я работала...
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Неизвестная запись Эрнста Тельмана