Вкус морошки — все равно. что для кого-то вкус хлеба, испеченного матерью в детстве. Я так скучал по этой янтарной сладости! Медицина советует: хочешь не болеть, живи под родным небом безвыездно...

Человек помнит отечество генами. Впервые услышал об этом при необычных обстоятельствах. На берегу Бухты Ложных Вестей, что на острове Карагинском. ныне необитаемом, встретил странного рыбака. Он больше походил на представителя камчатского люмпен-пролетариата, бича. чем на браконьера. Сообразив, что я не из карающих органов, пригласил к своему костерку. Валерия, так он назвался, несколько лет назад переселили из корякского села Рекинники в поселок Оссору. Да не его одного — все село тогда вывезли. «Вертолеты кружили, как на военных учениях», — усмехнулся он. вспомнив.

Новые места обитания определяли наобум. Кому Тымлат достался, кому Карага, Анапка. Ильпырь. Ему — Оссора. Сейчас все это один район — Карагинский. Живут здесь разные группы коряков — алюторцы и карагинцы. Первые по преимуществу тундровики-оленеводы, вторые — рыбаки и морские охотники. Одним ближе культура ительменов, южных соседей, другим — алюторцам — культура чукчей, эскимосов. Валерий хоть на острове утешенье какое-то нашел. Многие же его соплеменники — раньше срока! — ушли «к верхним людям».

— Не тот воздух, не та вода, не та рыба, не та ягода! С корнями вырвали меня из Рекинник. Зря. что ли, кожа ссыхаться стала... — и он задрал рукав болоньевой куртки.

Если б Валера сказал, что он — потомственный оленевод, а в Оссоре предлагают быть банщиком, кочегаром, милиционером, все было бы понятно. Если б сказал, что на реке Пустой, несмотря на ее название, у него был уловистый «фамильный» участок, а на речках восточного побережья все мало-мальски удачные рыбалки заняты местными жителями, — тоже довод серьезный. (В соседнем Олюторском районе, где я родился и жил, до сих пор идут «бои» между «хозяевами» и переселенцами. Раньше ведь на каждой реке селилось столько семей, сколько она в состоянии прокормить. Теперь же рыбаков больше рыбы.) Или что привык одиноко кочевать по тундре, а в райцентре нужно «здрасьте» говорить на каждом шагу, причем людям, которые вчера еще в кабинете справки требовали «по поводу принадлежности к МКН» (так называют в официальных бумагах представителей местной коренной национальности. — В. Б.), как будто и так не видно, что без юколы ему не обойтись. — также все было бы ясно. (Известно ведь, 95 процентов коренных северян — «стайеры». Суета, скученность им противопоказаны.) Наконец обвинил бы в недальновидности местную власть... А то воздухом недоволен. ягодой — чушь какая!

Так бы, наверное, и дальше считал я это объяснение ложным, надуманным — недаром разговор случился в Бухте Ложных Вестей! — да свела судьба с Владимиром Егоровичем Кутняковым. Сейчас он главный фтизиатр Камчатской области. Начинал же карьеру на задке нарты — весь округ объездил на собачьих упряжках. И вот рассказал мне он, как едва партбилета не лишился. Чуть ли не на первом для себя республиканском семинаре медиков,

мой. Провинция, скажете? Нет, невозможность жить вне родной среды. И это студентка музыкального училища так мучается! Что же говорить о стариках, проживших на одном месте всю жизнь?

По-разному на Камчатке лишают малой родины. Мои земляк Николай Анкудинов родился в Олюторке. Теперь это село можно отыскать разве что на старых картах. И все же в последний приезд я застал его именно там. Будан — сарай на берегу косы. Нары, железная печурка. На столе — консервы, галеты, чай. Но на лице — улыбка.

— Понимаешь. Виталий, одиночество, неудобства житейские — все это ничто по сравнению с тем, что ты находишься ДОМА. Здесь мой отец был одним из самых уважаемых людей. Здесь же родились и шесть братьев. Попробуй пройти на «моторке» из бухты Скобелева в Скрытую и не намотать на винт водорослей. Я же в этом подводном лесу, словно кижуч, спешащий на нерест, никогда не заплутаю. Я нервами связан с Олюторкой...

Вспомнился мне тут Иван Пиныч Рультетегин. Однажды в детстве, играя у очага, он повредил глаза горячими углями. Ослеп. Кто из нас не спасовал бы в такой ситуации? Рультетегин же стал... проводником. Я встречался с ним в конце 70-х. Это был высокий и сильный старик. Корни» Валерия, «нервы» Николая вели его днем и ночью в соседние села, на рыбалки стариков, зимовья охотников. Сколько раз выручал он зрячих и молодых! А помощник у него был один — верный пес Тума... И ни жалоб, ни претензий к людям. Потому что жил на родной земле. среди своих соплеменников, среди привычных хлопот.

Николаю Анкудинову 80-е годы уготовили иную судьбу. Как не справившегося с планом добычи лахтака — морского зайца — администрация Корфского госпромхоза перевела его на другой участок работы.

Казалось бы. кому, как не коренному жителю, потомственному морскому охотнику, промысловику работать в камчатских госпромхозах. Ан нет, мало кого из них встретишь нынче здесь. И уж совсем редко — в рядах передовиков социалистического соревнования. Утратили навыки? Пьют? Лентяйничают? Да полноте! Все проще гораздо: никто из них не умеет и не будет никогда «рвать план». Что называется, нутром чуют — брать у природы больше, чем требуется/значит брать взаймы у детей своих, правнуков. Большего греха северянин не знает. А «небоскребная» философия покорителей Севера, с которой вломились материковые ведомства в чум чавчувена в землянку нымылана. уже принесла достаточно бед. Не верьте, когда говорят. что северных аборигенов мы, дескать, вытащили из дикости в цивилизацию. Ничего подобного! На исходе второго тысячелетия культура коренного северянина ничем не хуже любой другой. Она — иная.

...Есть возле села Карага сопка. По примеру других населенных пунктов побережья ее называют Колдуньей. Стоит снежнику на ее вершине приобрести форму кеты, как в реке Карага начинается рунный ход именно этого вида лосося. Но вот снег на вершине подтаял — путина пошла на спад. Ни один карагинец не выставит сети «до» или «после»...

О колхозных рыбаках говорить не хочу. Они запросто обходят предостережения ученых Камчатского отделения ТИНРО, превышая лимиты вылова. Скажи им про снежник на сопке, поднимут на смех.

Помню чаепитие в верховьях Вывенки, в доме корякского художника Кирилла Килпалина. После первой кружки хозяин сбросил камлейку, кухлянку, а заодно и олимпийку. Жена принимала гостей в легких брючках и летней рубашке, дочки Анютка и Марфа — вообще голышом. Я же сидел в кухлянке, конайтах и торбасах. Когда хозяйка вышла на улицу, в комнату ворвалось облако инея, а голопузые северянки вывалились через порог в сугроб. Я ринулся спасать их. Никто из взрослых на мой «подвиг» не обратил внимания.

...Домой я вернулся с воспалением легких. Каково ж было мое удивление, когда узнал, что Анютка с Марфой по-прежнему живы-здоровы и шлют мне привет. Всерьез усомнился я тогда в целесообразности интернатов. Чуть ли не в грудном возрасте оторвав детей от родителей, пичкаем их молоком и антибиотиками, кутаем в «инкубаторские» пальтишки, отучаем от языка и обычаев своего народа, от ответственности за свою судьбу, а потом возмущаемся, почему, взращенные на государственном коште, юные коряки и чукчи не идут в оленеводство. Дай бог, подумал я тогда, чтобы воды Вывенки взбурлили, не позволили эмиссарам районо и райздрава добраться до гостеприимного дома Килпалина. чтобы забрать в интернат Анютку и Марфу...

Попасть к Кириллу Васильевичу Килпалину мечтают многие. Его имя давно уже стало легендой. Полотна камчатского Гогена, по праву носящего титул основоположника корякской живописи, экспонировались на международных выставках — в ФРГ.

Японии. Жителям полуострова известен он как исследователь фольклора, истории, природы Камчатки, как поэт и философ. И речь сейчас не о том, что талантливый живописец не член Союза художников, а его книги издаются до обидного редко. И не о том даже, что его. бесстрашного охотника на дикого зверя («Килпалин» с корякского — «боевой рог оленя»), подобно Николаю Анкудинову. постоянно пытаются выжить с угодий госпромхоза...

Не я один отправлял с оказией Кириллу Васильевичу кисти, краски. растворители, которые ему не только недосуг и негде купить, а. как ни странно это звучит, порой просто не на что. Неделями охотник обходится без продуктов, боеприпасов, медикаментов. годами — без поддержки Худфонда, окружного отдела культуры. Где же она, благодатная длань цивилизации?

Как говорят тундровики: «Уй-не-е...»

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.