— Да никто и не запрещает, – пожал плечами председатель.

Он словно подчеркивал своим холодным дипломатическим равнодушием всю неуместность Юриного выступления...

— Почему никто из вас не откликнулся на слова директора школы? Я слышал, кто-то сказал: не ко времени ее предложение, – начал Юра с неудержимо накипающим гневом. – Вам нужно, оказывается, особое время, чтобы садом пожертвовать. Слово-то какое: по-жерт-во-вать! Не просто сделать доброе дело – детям сад отдать, а пожертвовать. Да вы скорее под топор их пустите, чем задаром с ними расстанетесь. Бросьте, товарищ председатель, не машите рукой. Я только случая ждал, чтобы высказать все это. Вам всем, хотя темно уже, и лиц ваших я не вижу. Жизни у вас нет никакой, кроме ваших огородов да ягодников. Про-по-лоч-ка, – передразнил он кого-то. – В клубе старье допотопное крутят, самим киномеханикам тошно. Даже спортплощадки в поселке нет. Хочешь в волейбол играть, тяни сетку поперек улицы. А у вас, простите, один разговор задушевный: о навозе. На днях иду за водой к колодцу, смотрю: вы собрались. Сидите на бревнышках, разговариваете: какой навоз лучше – конский или коровий. Кто-то машину конского из цирка пригнал, а кому-то, бедолаге, приходится на выгон ходить, коровьи лепешки собирать. Слушал я эту дискуссию и усомнился: неужто это они Берлин брали? Не верю!

— Юра! – предостерегающе позвал Второв.

— Не верю! – упрямо повторил Юра и сел, даже не посмотрев на Второва.

Стало тихо, как на реке перед рассветом. И так же серел туман за кустами, подползавший с оврага.

— С меня довольно. – Председатель поднялся со стула, но неожиданно встал полковник Жемличка, сказал глухо:

— Погоди. Собрание не кончилось. Я парнишке отвечу. Запал у тебя хорош, сынок, а пристрелка неточна. Не веришь, что мы Берлин брали? Брали, удостоверяю. И я и Женя Скворцов – оба в одной армии. А Лопаткина Якова Семеновича как раз на подступах к Берлину ранило: с тех пор на протезе. Так что обвинение неверное, зря обидел. Да что там: скинем его на твою молодость и на полемический задор, как в газетах пишут... Конечно, Берлин не вчера был, успели состариться. Да только от дела не ушли. Вон Скворцов и сейчас лекции в академии читает... А что о навозе говорили, так навоз для нас, садоводов, можно сказать, большая химия. И не паршивые наши сады, сынок. Красота – наши сады. К Лопаткину агрономы учиться ездят, саженцы просят. Вот тебе и навоз... Ты, сынок, запомни: кто войну прошел, для кого она – память святая, тот душу за частную собственность не продаст. А тот, кто продал ее, – тут Жемличка рукой вдруг повел: то ли на кого-то указать хотел, то ли просто так, – он либо не воевал, либо и на фронте мародерствовал. И ты прав: таких в коммунизм не пустят. А на предложение директорши и мы ушами не хлопали. Если можно сады сохранить, не помешают они дороге на откосе, так пусть школа забирает их...

— Я тебя перебью, Матвей, – сказал кто-то рядом, едва различимый в темноте. – Я лично в дорогу на болоте не верю. Ни с инженерной, ни с финансовой точки зрения тянуть шоссе в низине не имеет смысла. Значит, пойдет дорожка через наш поселок, пищи – не пищи. Да и не стоит плакать из-за дач, в другом месте построимся. А вот о садах загодя думать надо. И школьный вариант, по-моему, идея. Всех не всех, а многих устроит. Меня лично устраивает. Когда еще дорогу строить начнут, а школа уже осенью сад получит, если мы теперь его передадим ребятам...

Перекличка в сумерках вдруг открывала характер говоривших, стержневое, главное в них, оголяла и здоровое и уродливое – не скрыть в темноте.

— Торопимся, прожектируем, – недовольно протянул председатель. – Непродумано все... твое предложение, Яков Семенович («Так это Лопаткин предложил! – восхитился Второв. – Лучший сад в поселке... Молодец!»), надо на правлении обсудить, подумать.

— Вот ты и думай. А я уже надумал.

— И я тоже, – откликнулся еще кто-то.

— Да и я, пожалуй. – Второв узнал голос Жемлички. – Кто как, а я завтра в школу зайду. А теперь и по домам пора. Наговорились досыта.

Уходили молча, нехотя, словно осталось что-то недосказанное.

Уже перед самым сном я спустился к реке, сел на бревнышко рядом с Юрой и Второвым.

— Не помешал?

— Нет, – сказал Второв. – Мы о собрании говорили. Вот Юра считает, что я рассердился на него.

— Не рассердились, а недовольны.

— Так точнее.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.