Великие дни

Мы набросились на патрульных:

- Как так обежал? Что за дурацкие шутки! Этого быть не может!

- Рассуждай теперь, «может или не может», а Керенского-то нет. Павловцы, раззявы, упустили. Вот здесь, на этом месте, стояла их застава. Мимо них проехала закрытая карета в сопровождении эскадрона кавалерии. Солдаты хотели заглянуть в карету. Но начальник заставы, офицеришка был, не разрешил, проверил какой-то документ, говорит, всё правильно. Карета с эскадроном смылась. А вслед за ней пробежали матросы, говорят, Керенский утёк. В карете-то, должно быть, он и был. Заставу сменили, а нам приказали проверять по всей строгости. Теперь проверяй, не проверяй, а Керенского-то всё равно упустили.

До самого Смольного мы шли мрачные и молчали. Упустить из рук такую птицу, в самое тревожное время... Какая преступная беспечность!

В Смольном мы застали шумную, многолюдную толчею... На вечер назначалось заседание меньшевистско-эсеровского ВЦИК совместно с делегатами II съезда Советов. Целью этого заседания было «обработать» делегатов и сорвать назревшее вооружённое восстание. Несмотря на позднее время, заседание ещё не началось. Участники нервничали, кричали, требовали начала. За столом появились наконец меньшевистско-эсеровские вожаки: обрюзглый Дан, Гоц, Авксентьев и другие. Дан огласил приветствие от имени ВЦИК и сразу же злобно обрушился на большевиков, затевающих «междоусобную войну» и «ужасное кровопролитие».

- Опомнитесь, товарищи, и не поддавайтесь уговорам узурпаторов-большевиков, - неистовствовал Дан с трибуны.

Но делегаты, возмущённые гнусной клеветой Дана, подняли шум и не давали ему говорить:

- Сивый мерин - тебе товарищ, а не мы! Нечего большевиков позорить!...

Многие присутствующие с возмущением покидали зал. Я тоже вышел и поднялся на третий этаж. В комнате Военно-революционного комитета тускло горела небольшая электрическая лампочка. У стола стоял Иосиф Виссарионович, окружённый солдатами. Лицо у него было утомлённое от бессонных ночей, но держался он, как всегда, прямо и бодро. На плечах - солдатская шинель. Негромким, ровным голосом он говорил:

- Мы решили немедленно взять в свои руки газету «Известия» Центрального Исполнительного Комитета. Совершенно недопустимо, чтобы орган Советов, находясь в руках меньшевиков, обливал грязью своего хозяина - Советы. Для захвата телеграфа и телефонной станции уже посланы верные большевикам войска Красной гвардии поручено занять все мосты и охранять их: Временное правительство пыталось их развести и разрезать Петроград пополам. Промедление грозит гибелью. Пора прекратить меньшевистско-эсеровскую говорильню в Актовом зале. Нужно, чтобы все наши товарищи, те, которые хотят идти с большевиками, немедленно уходили из зала и отправлялись по своим местам действовать. Больше болтать нельзя.

Все присутствовавшие в комнате сейчас же направились в Актовый зал. Рассыпавшись по залу, мы начали убеждать делегатов не слушать меньшевистско-эсеровскую болтовню и разойтись. Начался шум, движение к выходу. Растерявшиеся вожаки заседания с ужасом увидели, что зал быстро пустеет.

Было уже далеко за полночь. Но все мы находились в таком возбуждённом 'Состоянии, что о сне и не вспоминали. Я спустился в вестибюль, где толпилось множество народу - солдат и красногвардейцев. Тут же из них комплектовались пешие патрули. Какой-то очень расторопный красногвардеец громко отсчитывал попадавшихся ему под руку людей и поминутно кричал:

- Раз, два, три, ты старший. На Литейный марш! Раз, два, три, ты старший. К Пяти углам марш!

Люди не успевали опомниться, как вылетали на улицу. Я почувствовал, как он дёрнул меня за рукав и, оттолкнув к двум другим красногвардейцам, крикнул:

- Раз, два, три, ты старший. На Невский марш!

Мы мгновенно очутились на тротуаре и, посмотрев друг на друга, рассмеялись. Один из нашей тройки весело проговорил:

- Вот чешет, чорт паршивый, как блины печёт! Ну что ж, пойдёмте патрулировать. Теперь уж спать не придётся.

Вышли на Невский и направились к Адмиралтейству. Фонари не горели, и темнотища была непросветная. Дул холодный ветер, падал сухой снег. На перекрёстках горели костры, вокруг которых грелись и шумно разговаривали красногвардейцы, солдаты, матросы. На стенах домов, обагрённых светом костров, плясали огромные тени. Откуда-то из тьмы появлялись всё новые и новые патрули, люди грелись у огня и опять уходили, исчезая во тьме.

Почти до самого рассвета патрулировали мы по городу, проверяя караулы мостов. У Литейного мимо нас прошли броневики, за ними несколько отрядов красногвардейцев с винтовками на ремне. Узнав, что они направляются к Смольному, мы двинулись следом за ними.

По дороге я всё-таки забежал домой - моя квартира была рядом со Смольным, - сменил перевязку на раненой ноге и часок передохнул. На рассвете 25 октября я был снова в Смольном.