Вечный романтик

Владимир Якименко| опубликовано в номере №1311, январь 1982
  • В закладки
  • Вставить в блог

— Дяденька-а! Дяденька, что с вами? – в ту же минуту услышал над собой и, оборачиваясь с трудом, увидел белобрысого мальчугана лет двенадцати.

— Вам плохо? – Мальчуган потряс его за плечо.

В ответ Эдуард Степанович попытался было улыбнуться, но не удержался, скривился от боли, застонал тихонько.

— Ты чей? – выдавил из себя, едва шевеля губами.

— Я Петька, Константина Макаровича, сторожа, сын. Дяденька, я мать сейчас позову, она туточки...

— Не надо! – успел он ухватить Петьку за рукав. – Лучше помоги до кровати добраться.

В комнате сунул под язык нитроглицерин, лег, правой рукой растирая легонько грудь, и чувствовал, замирая, как зябкая дрожь пробегает по телу, хрипловатое, частое дыхание толчками вырывается из опадающей груди, и влажнеют, покрываются холодной испариной лоб, живот, руки...

А рядом как ни в чем не бывало гремела музыка, со двора доносился дробный летучий перестук каблучков, беззаботный смех. И все это казалось ему теперь непонятным, бессмысленным, ненужным.

«Что нашли они веселого? Зачем они так? Зачем?» – мучаясь, думал Эдуард Степанович.

Когда нее немного отступила боль, повернулся на бок и увидел в неширокой полосе струящегося из окна света того самого белобрысого мальчугана, неподвижно сидящего у кровати. Только лица его не разглядел сейчас – лицо было из одних глаз, взволнованных, полных сострадания и тревоги. И, смутившись невольно под недетским их сосредоточенным взглядом, приподнялся с подушки Эдуард Степанович, пробормотал, дотронувшись до шелковистого, упрямо торчащего на макушке вихра:

– Ничего, мне лучше, Петя. Иди, иди спать. И забылся уже надолго.

Очнулся он посреди ночи. Ветка тополя, отбрасывая густую тень, заглядывала в окно, где-то на краю станицы хрипловато взлаивали собаки, и море молчало, не слышно было привычного шума, только слабый шелест, как в лесу, от налетающего порывами легкого ветерка. В умиротворенной, залитой бледно-голубоватым светом тишине внезапно уловил он чутким слухом скрип половиц в коридоре под чьими-то крадущимися шагами. Громыхнуло пустое ведро на лавке у окна, кто-то ойкнул испуганно, и Эдуард Степанович понял, что вошла женщина.

– Да осторожней ты, черт. Разбудишь, – послышался следом торопливый Костин шепот, – сюда давай...

Вспомнились отчего-то слова Макаровича о той «чернявенькой» из палаток. Воображение нарисовало стремительно детские и в одно время недетские уже, глубокие, испытующие глаза, как у давешнего мальчика Пети, тонкую, беспомощно изогнутую шею, курчавый завиток в ложбинке... Но тут же застонал с досадой и непонятной горькой обидой Эдуард Степанович, так не вязалось это с тем, что услышал он из-за стены.

«У него же дети! Как он может? Ведь дети...»

И стало вдруг так больно, так противно и гадко, так захотелось, пересилив себя, подняться, собрать вещи и уехать, уйти отсюда немедленно, хотя бы и пешком, и никогда не возвращаться, стереть в памяти Костино лицо.

«Уеду, уеду, – повторял он про себя. – Мне и жить-то, видно, немного. Брошу школу – и место предлагают отличное, тихое место в краевом центре. Напрасно все, напрасно – школа не для меня. Пусть преподают твердолобые, не знающие сомнений...»

Минула ночь, и, как обычно, в назначенный час наступило утро. Ветерок шевельнул занавески на окнах, привычно зашумело – накатывая и отступая со вздохом – море. Пополз по затоптанному полу лучик света, пробившись в дверную щель, и если приподнять с подушки голову и выглянуть в окно, заполняла глаза синева бездонного неба.

Приподнял голову, морщась, встал с кровати Костя, нетвердо ступая, вышел под навес и прямо из ведра, шумно и долго пил холодную воду. Застонал, опустился безвольно на скамейку, непослушными, дрожащими пальцами выковырнул из пачки сигарету. А когда после первых затяжек полегчало и уже не так нестерпимо болела голова, глянул на берег – на лодке почти у самой воды сидели рядом Эдуард Степанович и Петька. Эдуард Степанович, по привычке размахивая руками, рассказывал что-то забавное, а Петька, смеясь, смотрел на него.

«Ну вот, Эдик, как всегда... – подумал, сплевывая, Костя. – Эдика не изменишь, так и будет до смерти... Вечный Эдик».

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены