- Как вы ощущаете новую программу? Это развитие того, что вы делали в начале 90-х годов?
- Нет, мне показалось, что это достаточно сильный крен в сторону. Во многом там есть конечно какие-то пересечения, какие-то куски выползают из прошлого, но в целом и подход, и мелодическая основа, и тем более ритмическая так резко поменялись по отношению к прежним композициям, что я могу однозначно сказать: это другой материал.
- Он вас больше устраивает, чем прежние альбомы? Чем, например, альбом «Герань»?
- Он гораздо ярче. Он отточенный и записан как бы таким широким мазком.
- Как вы могли бы сейчас оценить свои прошлые записи?
- Скучны они. Конечно, там было много юношеского романтизма, такого «правильного». Честности такой.
- Какой же романтизм в песне «Город»?
- Вот там как раз «плакатная» честность. Маяковский.
- У вас вообще в музыке много конструктивизма, как я понимаю.
- Есть, да. Но это применялось в старых вещах, в основном.
- А сейчас, в новой программе, что? Импрессионизм?
- Да, импрессионизм типичный.
- А вы когда сидите и делаете вещи, вы как к процессу подходите – прагматически или нет? Например – не говорите себе: «Забацаю-ка я тут охренительный размер, типа 11/16»?
- Не-не, все от сердца, не от головы. Это раньше так было, в начале. Тогда у нас очень много было притянутых за уши, демонстративных принципов. Но это всем свойственно, в в общем. Юношеская болезнь. Я ведь воспитан на очень простой, мелодичной, в основном, несоветской музыке. Дорис Дэй, Фитцжеральд, Синатра. И все мои музыкальные извращения или изыски идут изнутри, это чисто интуитивные вещи. Раньше я как делал? Брал простую мелодическую или ритмическую форму. И начинал корежить ее – давайте сделаем не сюда, а вот сюда, и вопреки всякому здравому смыслу… А сейчас этот метод «выкореживания» воплощается уже до того, как находится простая мелодическая форма. И в результате возникает такого странный сплав: вроде как доступное исполнение мелодии, вложенное в какую-то корявую, переплетенную ритмическую и гармоническую форму. Мне кажется, это вполне достойно. По крайней мере, я вижу в этом себя. Это никак не надуманно, это не способ удивить.
- Сейчас вы слушаете какую-нибудь музыку?
- Мало. Меня все пытаются образовывать, но мне это мешает. Все-таки я – восприимчивый человек, и чужая музыка начинает во мне прорастать. Я стараюсь ставить какие-то барьеры. С другой стороны, в этом есть опасный момент «изобретения велосипеда». Я вот писал-писал свои опусы в 90-е годы. Потом послушал Фреда Фритта – блин, он то же самое делает. Но сейчас во мне появилась уверенность в том, что я делаю все правильно. В конце концов, наша музыка - национальный продукт. Здесь моя Родина, здесь мои поля с тополями-березками… Никуда ты от этого не денешься, если этим дышишь и живешь. И все это будет в твое творчество пролезать, как бы ты это сознательно не пытался выдавить.
- Как насчет иронии? Вы по-прежнему стараетесь держать высокую планку в этом смысле – в текстах, в музыке?
- Ну в текстах, конечно, не удается пока не скатываться на КВН. Это заложенная со студенчества манера. Но это нормально, если этим не увлекаться. Мне хочется, чтобы все было легко, воздушно.
- В это довольно трудно поверить, слушая «Вежливый Отказ». Или это для вас и есть легкость?
- Новый альбом, по-моему, исключительно легок, дальше некуда. В остальных альбомах да, много грузилова. А здесь даже дидактики нет, ничего.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Водное путешествие по Москве
Как правильно тупить и залипать в Москве
Маргарита Тучкова — первая русская сестра милосердия
Рассказ
В 29 лет я поняла, что у меня нет профессии. И решила стать реставратором книг
Апрель 2010