— Никаких «писательских генов» в моей семье не было. Родители — крестьяне, с литературой почти не соприкасались. В дни оккупации им досталось... Сестру гитлеровцы отправили в Германию, в дороге бежала... Может быть, что-то в героях «Знака беды» есть и от родителей, но если это и вышло, то подсознательно...

— Кстати, «Знак беды», как и все, что вами написано о войне прежде, вы нарекли повестью. Между тем многоплановость, большой социальный срез явно выводят повествование к роману...

— По-моему, определяя жанр написанного, лучше обойтись без претензий... Когда-то Шкловский сказал очень точно: «Повесть — самый художественный жанр прозы». Да, повесть больше отражает частности жизни, а роман требует от жизни всей правды. Если же всей этой правды художник подать не может, то ему лучше все-таки ограничиться повестью, 'Ведь роман, не обеспеченный этой большой правдой, несостоятелен, будь он даже в трех томах...

— Как считаете: экранная и сценическая судьба ваших повестей сложилась удачно?

— К тому, как мои повести выглядят на сцене и экране, отношусь спокойно, потому что, переложенные на язык другого искусства, они неизбежно должны что-то потерять, но что-то и обрести... Так, несомненно, новые краски обрела повесть «Знак беды», впервые инсценированная и поставленная на сцене Ленинградского театра драмы и комедии главным режиссером Яковом Хамармером. Очень важно, что в этой работе нет уклона в занимательность. Обычно я опасаюсь этого уклона, ибо занимательность серьезную прозу, тем более прозу о войне, разрушает. Почему? Да потому, что занимательность непременно, как говорится, «тянет одеяло на себя», и исчезает то значительное, без чего невозможно данное прозаическое произведение, но без чего порой вполне обходятся и фильм, и спектакль...

— Ну, а фильм «Восхождение»?

— Эту работу так рано ушедшей из жизни талантливой Ларисы Шепитько, конечно, выделяю. Кстати, и привнесенного, и утраченного там намного меньше, чем в других случаях...

— Храните дома реликвии военной поры — гимнастерку, например, или пилотку, или ремень?

— Это теперь они стали «реликвиями», а тогда хотелось поскорее переодеться в цивильное. Даже для сыновей не сохранил. Но у старшего давно своя воинская амуниция, он майор, связист. А младший — детский врач...

— О чем будущая книга?

— В этой повести будут сочетаться два времени: война и нынешние дни. Опять проблема выбора. А еще — верности и (что у меня встречается нечасто) любви...

— Итак, снова война...

— Снова. Среди воинов Великой Отечественной мое поколение — 1924 год рождения — было почти самым молодым. Живые свидетели тех дней уходят из жизни, и литераторы будущего (даже самые талантливые) едва ли смогут рассказать о той битве с полным знанием дела. Поэтому надо спешить...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.