А Савицкий разводит руками.
- Удивительно, письменный стол уцелел... сразу видно - старинная вещь, руками сделана. И взрывная волна не берет... А у вас документик-то какой-нибудь есть?
Удостоверение, выданное райкомом комсомола, производит должное действие.
- Так, значит, ребятишек мобилизуете? - задумчиво спрашивает он и смотрит в окно.
- Не мобилизуем, а организуем! - в тон ему отвечаю я. - Молодежный отряд будет у вас в доме. Хотим жильцам помочь...
- А на крыше поможете? - перебивает меня управдом. - А то у меня последних людей из самозащиты на казарменное взяли. И воды нет... Хорошо еще, сейчас затишье на бомбежку-то.
Между тем он достает толстую домовую книгу. Варежка его скользит по столбику фамилий, иногда останавливается, потом движется дальше. Савицкий словно припоминает что-то, а я переминаюсь у стола, жду.
- Борис Макуров. Двадцать восьмой... Значит, сейчас четырнадцать. Подойдет?
Тут я завелся:
- Вы что, костюм мне предлагаете? Ведь мы о людях говорим. И потом - четырнадцать... Это же совсем маленький!
Он поднялся из-за стола и сунул мне в руки домовую книгу.
- Выбирайте сами. Только не лезьте в бутылку. Если я говорю «подойдет», то я знаю, что говорю.
Потом он отобрал у меня журнал и примирительно произнес:
- Если уж управдом своих мальчишек не знает, то его увольнять надо. Вот вы испугались, что ему четырнадцать, а он уж повоевал летом...
- Повоевал?
- Милый мой, - сказал мне Савицкий, - сейчас мальчишки стекла во дворах не бьют. За них война это делает... Так вот, жил тогда Боря в пионерском лагере. Ну, эвакуировать вроде их вовремя стали: немцы еще у Пскова были. Стали детей в эшелон сажать, а тут фашистские мотоциклисты в Красные Струги и вкатили. Охрана станции - человек пятнадцать - с пригорка отстреливается, а мы детишек в вагоны заталкиваем... Чего говорить, те были минутки. Тронулся поезд, стали ребят пересчитывать - нет Бори Макурова... Только уже за Лугой догнала нас дрезина со станции. Комендант привел. Двоих раненых и Борю, живого и здорового, вывез, значит, оттуда... «Получайте, - говорит, - вашего бойца. Прибежал он к нам в цепь, взял у раненого винтовку и стрелял по немцам, пока я отходить не велел». «А остальные?» «Все здесь, нас только четверо и осталось...»
- Вот так, - добавил Савицкий, - год рождения, значит, двадцать восьмой. Теперь ему четырнадцать. Так подойдет вам в бригаду-то?
Я чувствовал себя провинившимся мальчишкой.
- Вот не знаю, - продолжал он, - как быть с Дымовым, этому шестнадцать, но дистрофия... лежит, а ведь всю осень на крыше дежурил. А вы тогда в Ленинграде были? Помните те бомбежки?
- Нет, осенью уже не был... Еще в августе с ополчением ушел. Два месяца только повоевал, - и я, как бы оправдываясь, показал на бинты под ушанкой. - Под Дубровкой заехало. Пока, как видите, в райкоме работаю. Ну, давайте дальше...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.