Правительственная программа начальных школ заботится не столько о том, чтобы дать ученику знания, сколько о выработке из него оголтелого шовиниста 7). И учебники, начиная с букваря и прописи, и учителя внушают ребенку, что «Япония - лучшая страна в мире, японские порядки - лучшие в мире, только японцы настоящие люди, остальные - мразь, во всем мире правители - люди, а в Японии - царь, непосредственный потомок богов. Поэтому когда - нибудь настанет день, когда все остальные страны ему подчинятся: каждый японец должен помочь своему царю ускорить это время» 8).
Обработка ребенка в таком духе и есть главное занятие I ступени.
Вторая причина - японский язык, вероятно, самый трудный в мире. Около 1.500 лет тому назад японцы позаимствовали письменность у китайцев, которые писали не буквами, а иероглифами.
Дело в том, что каждый китайский знак имеет собственное значение, т. - е. на каждое слово приходится по знаку: «шляпа» имеет свой знак, «говорить» - свой, «камень» - свой.
Пример: Допустим, мы напишем: - 5. Вы прочтете его - пять, англичанин прочтет - файф, француз - сенк, немец - фюнф, японец - го, поляк - пенть, но, все - таки, все они поймут смысл этого знака совершенно одинаково.
Другой пример: нарисован знак в виде двух крестов. Китаец увидит и прочтет - «фу», японец прочтет - «онна», но оба поймут, что это значит «женщина». Или вот другой знак: две кривые черточки. Китаец из Пекина прочитает: «жень», китаец из Шаньдуня - «инь», а японец прочитает - «хито». Но все поймут, что говорится о человеке»9).
Японцу, для того, чтобы только читать газету или книгу, надо, заучить тысяч 5 - 6 таких иероглифов. Рассчитайте - ка теперь, сколько нужно времени ухлопать, чтобы обучиться первоначальной грамоте.
Несообразность такой письменности остро ощущается японцами, но перейти, скажем, на латинский алфавит они не могут, т. к. есть масса слов, произносящихся совершенно одинаково, различающихся только по транскрипции 10). Выход японцы нашли в том, что придумали особую азбуку, где каждый знак обозначает какой - нибудь слог. Таких знаков всего 72; называется такая азбука «каной». Большого распространения она не получила и употребляется лишь женщинами.
Средние школы поставлены также недурно. В 1916 году их насчитывалось 321 (из них государственных - 2, общественных - 242 и частных - 77), а учащихся в них 141.954 человека. Обучение не совместное, с большим уклоном к милитаризму (например, ученики принимают обязательное участие в военных маневрах).
Профшколы разделяются на школу А (оссю) и школу Б (косю). Школы А имеют более широкую программу и более продолжительный курс. С нашими фабзавучами не имеют ничего общего. Это - различные земледельческие училища, земледельческо-торговые, чисто торговые, торгово-мореходные, лесные, рыбопромышленные и т.д. Их всего 570 с немногим более100.000 учащихся.
Когда выяснились эти подробности, парк кончился, незаметно перейдя в узенькую улицу с массой зелени, с прорытыми по бокам канальчиками, где бежала вода.
Казалось, что улица состояла из одних лавок, изредка перемежающихся домами. Бумажные стены домов были раздвинуты, доверчиво открывая внутреннюю семейную жизнь. Молодая девушка, обнаженная до пояса, ничуть не стесняясь, занималась своим туалетом. В другом месте вся семья обедала, сидя на полу и также, не обращая внимания на окружающих. Хирокичи вместо ответа на наши вопросы предпочитал улыбаться и отмалчиваться.
Мы шли медленно, тесно, сплоченной группой, внимательно смотря по сторонам. Сзади тянулся хвост из ребят.
Свято блюдя отечественные обычаи, мы создали у поезда сущий переполох, Японский поезд не то, что наш: много хуже. Вагоны, как трамвайные: две скамьи во всю длину, посредине проход. Классы (I, II, III) различаются обивкой скамей. Такое устройство имеет свое оправдание в том, что японцам не приходится подолгу ездить: нет линии, которой нельзя было бы проехать в сутки. К скорым поездам прицепляются специальные Leeping саг (спальные вагоны), где можно за особую доплату получить место на ночь.
Едва мы втиснулись в вагоны - поезд тронулся.
Население вагона занималось обычными делами. Семилетний бутуз наводил солнечный луч через зажигательное стекло на спину старой седой японки, настойчиво не обращавшей на него внимания.
Когда же она, наконец, спохватилась - было поздно: на спине зияла дыра, а бутуз спасся бегством к материнской юбке.
Сел к окну. За ним развертывалась яркая, красочная панорама. Зеленые горы со ступенчатыми сбросами, где разделан трудолюбивыми земледельцами каждый уступ под рисовое поле. Речка узкая и быстрая, с мутной водой, обрамленная каменным парапетом. На ней миниатюрная мельница или электростанция, использующие ее силу, «на белом угле», как скажет Б. К. Японский домик с бумажными стенами и двухъярусной соломенно-черепичной крышей. Частые туннели.
Ехать было весело. Ехали с приключениями. Проезжая туннель, забыли закрыть окно, и в вагон наполз удушливый паровозный дым, смешанный с угольной пылью. Японка, сидевшая, поджав под себя ноги на скамье против, наглотавшись дыма, почувствовала себя дурно и упала в обморок. Пока ее растирали, поливали водой, мы проехали еще с полдюжины туннелей.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.