К вечеру пошел крупный снег. Быстро надвигалась темнота. В урочище мы приехали, когда в пяти шагах уже ничего не было видно. Но отар здесь не оказалось: они ушли на новые пастбища.
- Как же нам быть? - спросила Лена, растирая затекшие колени.
- Ночевать придется.
- А спать прямо на земле?
- Ну, конечно.
Наломав кустарника, я развел в затишье полуразвалившейся кошары огонь. Ветер стих, костер горел ровным ярким пламенем. Лена сидела у огня, молчаливая, усталая. У самого костра я расстелил для нее лисью шубу Шакена. Девушка улеглась и закрыла глаза. Боясь, что она озябнет, я все сидел и подкладывал ветки в огонь. Вдруг Лена подняла голову и сказала:
- Идрис, вы бывали в Алма-Ате?.. Нет?.. Какой красивый город! Идешь по улицам - как в парке. Под ногами асфальт плавится от жары, а глянешь на горы - снег сверкает совсем рядом, рукой подать. Хорошо в Алма-Ате!...
Она замолчала, глядя широко открытыми глазами на пламя костра.
- У нас тут тоже хорошо, - сказал я. - Конечно, трудновато вам будет...
- Трудновато!... - Она улыбнулась. - Когда я решила ехать в пески, шла в техникум и думала: никому пока не скажу, а то еще начнут отговаривать. Но девчата сами решили ехать - кто в Тургай, кто в Бетпак-Далу. Мы всей группой уговорились ехать туда, где труднее.
Потом она спросила, почему урочище называется Кадыр, и я стал объяснять ей, что Кадыр - это имя чабана из колхоза «Победа». Два года тому назад в буран он отыскал отбившуюся от отары сотню овец и привел их на это место к заброшенной кошаре. Он не спал трое суток, но овец спас. Только немного обморозил руки, когда доставал для них воду из колодца. С тех пор и стали называть урочище именем Кадыра.
Увлекшись рассказом, я не заметил, как Лена уснула. Тихо, боясь разбудить девушку, я прилег по другую сторону костра, но долго не мог сомкнуть глаз. Редкие снежинки падали на лицо, таяли, а я не смел пошевелиться, только украдкой поглядывал на девушку.
Утром мы наскоро позавтракали и отправились в путь.
Вот и наш домик с антеннами. У коновязи конь Шакена. Значит, все дома. Лена первой соскочила с седла. В дверях показался Шакен - в рубашке, без шапки. Оторопело взглянув в нашу сторону, юркнул назад. Я дернул обмерзшую дверь и пропустил Лену вперед. Из-за ее плеча увидел удивленное и растерянное лицо Алексея. Шакен пятился к двери, ведущей в другую комнату. Я знал: он боится повернуться спиной, потому что у него порваны брюки. А Лена, будто ничего не замечая, уже с порога весело заговорила:
- Ой, как у вас хорошо, тепло! Здравствуйте... И даже ружья есть? А ковер какой красивый...
Спустя некоторое время Шакен вызвал меня на улицу и попросил:
- Дай мне, пожалуйста, твои брюки, те, синие.
Я вздохнул и пошел доставать чемодан. Так настал конец нашему спокойному житью в Баканасе.
Прошло несколько дней. На первый взгляд, в домике у нас ничто не изменилось: мы по-прежнему занимались каждый своим делом. Но только теперь никто из нас уже не рвался в отары, как раньше. У всех вдруг обнаружилась уйма дел на месте. Каждый старался сделать втихомолку что-нибудь приятное нашему новому фельдшеру. Шакен уходил на улицу и там, украдкой от нас, мыл для Лены какие-то пузырьки и бутылки, я сколачивал полочку для книг. И даже Алексей, обычно все свободное время проводивший у приемника, тоже старался чаще попадаться на глаза Лене.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.