В ожидании счастливой встречи

Ударило в висок. Иван внутренне весь напрягся. Клюев хмыкнул.

— Совесть нечиста у тебя, Иван. Видишь, как тебя коробит. Зачем мне-то пришпилил десятку в субботу? На кой два часа приписал? Ребята ведь пахали.

— Я тоже не сидел сложа руки да еще горло драл, за вас же! – выпалил Иван.

— На то ты и бригадир, – мирно сказал Клюев, – сверху получаешь. Человека, Иван, только раслочни: руки загребущие, глаза завидущие. Все гроши, Иван, не захапаешь, – Клюев затянулся, обдул с сигаретки пепел, – опасный ты, Иван, становишься человек. Исправляться давай, Ваня. Вот что я тебе скажу.

Клюев докурил сигаретку, обжигая пальцы. Сходил, проверил масло в бортовой, сколько помощник налил. Вернулся.

— Что же это ты такой смореный, Иван? – сменил пластинку Клюев. – Тоскуешь? Если надо, скажи, балок сварганим, подсобим. Чего зря убиваться. Когда Антонина-то приезжает? Могли бы и у меня пожить.

— Все равно жизнь загублена, – криво улыбнулся Иван.

— Ну это ты зря. Мужик ты талантливый.

— Никаких у меня талантов, – разозлился Иван, – бросила меня Тонька.

— Не ври. Такого быть не может. С моей-то они переписываются письмами. Моя за тебя всю плешь проела.

Клюев вспомнил, как еще на той стройке, в Заполярном, копали котлован. Белое безмолвие, будочка на отшибе. В будочке, насквозь щелеватой, симпатичная девушка целыми днями топит железную бочку-печку, ставит точки шоферам – ездки. И грызет Ивана. И чай соляркой пахнет, и плохо запаривается. Это Тонька. Жили они с Иваном тогда в палатке за карьером, где не достают взрывы. Ничего жили, бодро. Наряды рисовали вместе, если не сходились ездки с фактурой, лазали по карьеру. Тонька с нивелиром, Иван с рейкой. Построили первый дом, дали им комнату. Тогда настояли они, чтобы и Клюев вызвал Наташу, вчетвером жили – и ничего. Вздохнул Клюев, оглянулся, а где же Иван? Иван зубилом рубил на гусенице проволоку. Клюев подошел.

– Что, Иван, трос собираешься менять?

Иван поднял глаза. Клюев стоит в телогрейке-обдергайке, уши спрятал в куцый воротник. Ветер срывает колючий снег с верхних ярусов и крутит в карьере, словно в воронке.

— Берите ключи, – говорит Иван, – снимем пока с «тройки», все равно не работает экскаватор, привезу трос, перебросить недолго.

— Кто это мы? – Высовывается из-за гусеницы помощник.

— Все. Вы. Машинисты и помощники.

— Это не мое дело, мое дело «телегу» мазать, «шарманку» крутить, я не пойду трос снимать, вези готовый...

— Не пойдешь – не ходи, крестик в табеле поставлю.

— Не поставишь! Мы свои права, брат, знаем, почитываем «Человек и закон», местами иногда и профсоюзные справочники, так что...

— Слушай, Иван, вот ты говоришь, крестик в табеле поставлю, – опять вступает в разговор Клюев, – на нервы давишь, капаешь на мозги. А сам ведь не в состоянии кран дать. Сальник течет, обгадил всю машину, масло жрет, какая уж тут производительность...