помоложе. При царе служил фильфебелем, теперь называется крас... красвоен... Красвоенспец. Вот как! Звать Анкипом.

– Гражданин Зуев, – осторожно вмешался судья, – суд просит вас только то, что относится к делу.

– А я, нявош, к безделью? Я к делу и говорю. Ты

же вялел с самого начала, я так и обсказываю.

Судья терпелив был, но прикрыл глаза, устав.

– Терентий Алексеич! – неофициально заговорил он, как с добрым знакомым. – Знает суд, какие у тебя сыновья показательные. У тебя и батька был всему миру известный человек – Алексей Фомич.

Не нашего уезда, Холомского, но плотник, каких и

поищешь – не найдешь, правильно говорю? Так что .ж нам, и про твоего батю тоже все в протокол записывать? Ты нам просто обыкновенную вещь скажи: вот овца, которую ответчик истцу утром шестого июля вернул, чьярна была? Это только нам от тебя и нужно.

Терентий Зуев стоял, как окаменев. Лужи на полу превратились в целые озера. На лице его было написано страстное желание угодить судье, и сторонам, и всему «вобчеству».

– Товарищ народный судья! Иван МиколаичГДа разве ж я без понятия человек? Все я тебе поясню, не сбивай тольки ты меня с толку! Я ж не при Миколашке службу служил, яще при батьке евонном... Не вяли ты мяня... – подбородок его запрыгал, руки затряслись, – не вяли мяня казнить, вяли слово вымолвить...

– Ну, говори, говори...

– Чичас, как дух маленько перевяду... Сляза прошибла!.. В мяня, товарищ народный судья, в мяня пять сынов, один одного цыше.

Иван Николаевич Куренков набрал полную грудь воздуха, как перед глубоким нырком. Мне кажется, он даже сосчитал про себя до десяти или двенадцати:

– Суд удаляется на совещание!

Зал зашумел, двинулся к двери. Терех-пастух постоял некоторое время с тем же видом «пастыря доброго», покачал головой, видимо, сожалея о происшедшем недоразумении, потом отошел к скамье и сел. Оба Лавченкова, каждый сам по себе, показывая полнейшее незнакомство и друг с другом и с Терентием Зуевым, ушли на лестницу. В зале остались, кроме меня, только Зуев да какой-то святоотеческого вида старец, похожий то ли на Нила Столбенского, то ли на Сергия Радонежского!

– Эх, Тереша, ты Тереша! – укоризненно проговорил он, подсаживаясь поближе к пастуху. – Межи двух стульев усидеть жалаешь? Смотри, как бы воба с под тябя ж не вышибло, Терешка!

Терешка, да не растерешка! – с совершенно неожиданным озорством в голосе ответил «добрый пастырь». – А ты-то чего не в свой дом суешься, а яще Серахимом крещен? Ну чего оны ко мне пристали: «Какая овца, какая овца?» Да что я ихним вовцам в морды заглядываю, что оны – ка реглазки или сероглазки? Нашли барышнев! Да мне ихние глазы а-тьфу! Выгнал утром четырест; семь штук, домой вечером пригнал четыреста семь Ноньма и в Хилковском бору волков не слыхать. I уж к которому она из Лавчат в хлявину втисну лась – к Хомячку или к Барсучку – это низвини подвинься, это уж не моя забота.

– Вот так бы и пояснил судье!

– Ты б пояснил, какой быркий! Да я у их, у обоиз зайденка. Закуплена!

– Ты закуплена? Чим же?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.