– Начать нашу беседу, Яков Ильич, о взаимоотношениях религии и искусства мне хочется с письма в редакцию. Вот что пишет ленинградец Александр Цветков: «На днях я побывал в Эрмитаже. И, охваченный трепетным чувством, внимал дорогим моему сердцу образам. Среди них – созданный кистью великого Леонардо безупречно чистый профиль богоматери с ее едва уловимой скорбной улыбкой и задумчивым взглядом. И исполненная возвышенной строгости мадонна Конестабиле... Да разве можно перечислить все, что входит в галерею шедевров, написанных на религиозные сюжеты, притом, к вашему сведению, искренне веровавшими людьми?! Да, в целом религия вредна. Но ведь в чем-то она и полезна. Именно религия способствовала прогрессу искусства, поскольку вдохновляла художников, подсказывала сюжеты будущих творений. Церковь же поощряла мастеров прекрасного, оказывая им внимание и поддержку... Разве не так?»

– Автор письма ссылается на историю искусства, я тоже обращусь к ней. И напомню, что в первые века становления христианства вокруг вопроса «Быть или не быть искусству в культе новой религии?» шла острейшая внутрицерковная борьба.

Один из идейных отцов раннего христианства, Тертуллиан, утверждал: живопись и театр – это-де «дьявольский обман» и «наваждение, мешающее видеть бога». К сожалению, этот тезис не раз воплощался в жизнь. Тысячи античных ценностей навсегда утрачены для человечества. Виной тому не время – их уничтожили сторонники христианства. И более поздняя эпоха изобилует подобного рода примерами. С благословения и при участии церкви велось на Руси преследование народных актеров – скоморохов.

Не менее жестоко обходилась церковь с неугодными ей творениями даже на религиозные сюжеты. Их выбрасывали в подвалы, сараи, сносили в кладовые, которые так и назывались – рухлядные. В подмосковном селе Алексеевское был «заточен» в церковном подвале иконостас, выполненный выдающимся русским живописцем Симоном Ушаковым и его учеником Никитой Павловцевым. Все до единой иконы погибли.

– Конфликт церкви с искусством теологи нередко пытаются представить лишь как досадную историческую случайность. В этом есть своя логика, поскольку и в религии и в искусстве путь к разуму лежит через фантазию, чувство...

– Только изображения получаются разные. Одно – в нормальном зеркале, другое – в кривом.

Религия требует безоговорочного признания истинности своих мнимых изображений. Именно мнимых, ибо по сей день вероучение церкви особо не изменилось. Да и не могло измениться, ведь «прогресс» и «религия» – понятия несовместимые.

Впрочем, судите сами.

Не так давно «Журнал Московской патриархии» поместил на своих страницах фотографию скульптурного изображения преподобного Нила Столбенского. Кем же был этот праведник, которого православная церковь и в наши дни считает чуть ли не идеалом для верующего?

Всю свою жизнь Нил посвятил отшельничеству. Отрешившись от земных радостей и забот, он провел дни свои в изнурительных постах и молитвах. Уединился на безлюдном острове. И в своем аскетизме дошел до абсурда: дал обет спать сидя, опираясь на крючья, вбитые в стену. Так и просидел всю жизнь... И за этот «подвиг» во имя бога был причислен к лику святых.

Если верить преданию, это было в XVI веке. Но церковь и сейчас напоминает пастве о Ниле Столбенском – вот, мол, у кого кротости да смирению стоит поучиться! Напоминает, заметьте, в век освоения космоса и расшифровки тончайших молекулярных структур. Но на то она и церковь...

Иное дело – искусство, которое возвышает нас до образа, утверждающего жизнь, противоречивую и многосложную. Этому-то естественному стремлению в художественном творчестве церковь всегда противоборствовала.

– И все же сколько создано произведений на религиозные сюжеты! Значит, церковь стремилась сделать искусство своим союзником?

– Чтобы пополнить число приверженцев новой религии, церковь пыталась утверждать свое учение с помощью художественных образов. Этот взгляд на цели искусства выразил византийский богослов, поэт и музыкант Иоанн Дамаскин. Он адресовал братьям по вере напутствие: «Если к тебе придет один из язычников, говоря: покажи мне твою веру... ты отведешь его в церковь и поставишь перед разными видами святых изображений».

«Священные» тексты были практически недоступны для безграмотной бедноты. К примеру, как человеку, не искушенному в богословских премудростях, осмыслить догмат троичности божества: «Бог един, но в трех лицах»? А вот всмотришься в изображение на иконе – и вроде бы все становится ясным... Искусство стало для церкви своего рода ключом к приобщению массы к вероучению. Перед ним ставилась задача: исключить из сознания верующего все явления действительности. С этой целью – создать особый вид искусства, чуждый всему мирскому, – церковная верхушка разработала канон, которому призваны были следовать и композитор, и архитектор, и живописец. Казалось бы, канон должен был лишить художников индивидуальности. Искусство свелось бы тогда к галерее однотипных и безликих образов. Но так не случилось. Ведь идеал искусства – реальный, земной, человеческий.

Русский инок Андрей Рублев в ликах святых донес до нас характеры своих современников. Более того, в произведениях церковного искусства пропагандировал передовые общественные взгляды.

Пример тому – знаменитая «Троица», в основу которой положен ветхозаветный сюжет. Отойдя от традиции, художник пренебрег детальным описанием трапезы библейских персонажей, поместил в центре только чашу – символ искупительного страдания, но также и мира, всеобщей гармонии. Вписанная в круг композиция, удивительная согласованность и плавность всех линий, рождающая при дальнем восприятии почти музыкальный эффект, – все это символизирует веру автора, в возможность разумных основ общественного устройства. Не случайно храм Троицы, где находилась знаменитая икона, по свидетельству современников, был воздвигнут, «дабы побеждался страх перед ненавистной разделенностью мира...».

Эти настроения были созвучны прогрессивным взглядам самого Рублева. Он творил, когда Русь пребывала в раздробленности, и великий иконописец использовал религиозное искусство как форму глубоко мирской социально-этической проповеди.

А только ли он, Рублев!.. Рафаэль и Леонардо да Винчи, на религиозность которых так настойчиво ссылается автор письма, создавая своих мадонн, пели гимн материнству и женской красоте. Ведь прототипы мадонн – простые женщины.

Засилье церкви не могло остановить прогресса в искусстве: религиозные сюжеты порой были лишь формальным предлогом к созданию образов, исполненных земной правдивости. Иоганн Себастьян Бах в своих «Страстях по Матфею», по существу, отказался от сухой евангельской притчи. По настоянию композитора либреттист Пикандер ввел в художественное повествование много лирических отступлений, поэтических вставок. И глубоко реалистическое творение получило резкую оценку религиозных догматиков. Совет церкви святого Фомы на одном из своих заседаний выразил свое отношение к лейпцигскому кантору с предельным цинизмом: «Изменения необходимы, надо, наконец, с ним покончить...»

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.