Клуб «Музыка с тобой»
«О таланте нельзя много говорить, его надо услышать. Манана МЕНАБДЕ действительно уникальна. Это настоящее искусство».
Аркадий Райкин
Если попытаться найти в биографии грузинской певицы Мананы Менабде ту важную точку отсчета, когда неосознанная тяга к творчеству становится призванием, делом жизни, то, пожалуй, это не получится: Манана выросла с песней, духовно ее взрастила музыка. Преувеличения здесь нет: в Грузии хороню знают «музыкальную» фамилию Ишхнели, уходящую своей песенной родословной в далекие века; старшее поколение помнит великолепное исполнение «Светлячка» и «Сулико» квартетом сестер Ишхнели. Манана – внучка одной из сестер.
На концерте Мананы и ее бабушки одна старая грузинка рассказывала, что в Кутаиси, где она жила в детстве, стоял дом Ишхнели. И очень часто ей и ее друзьям попадало от родителей, когда они задерживались после гимназии. Но как было удержаться, когда на пути стоял «поющий дом»? Два, три часа подряд просиживали они на ступеньках под окнами и слушали песни. Так и называли про себя путь из гимназии домой: ишхнелиевский промежуток, а ступеньки – ишхнелневские ступеньки. Рядом жило настоящее искусство.
Я вижу сегодняшнюю Манану Менабде, которая виртуозно аранжирует песни, сама сочиняет музыку, с помощью своей гитары дает новое прочтение известных текстов, и пытаюсь представить черноволосую кудрявую девочку Манану, которая едва ли не меньше бабушкиной гитары, сразу не может всю ее обхватить и только зажимает струны на грифе. А бабушка перебирает струны, и вместе они создают мелодию, две руки на гитаре, маленькая и большая. От большой руки невидимые нити передают детской ручке весь музыкальный опыт Ишхнели, любовь и понимание музыки, связывают маленькую ручку на всю жизнь с волшебным инструментом. Сейчас они на равных выступают на одной сцене: бабушка и внучка.
В репертуаре Мананы не только городские романсы, грузинские и русские; из бабушкиной коллекции, но и песни самого разного плана. Поражает калейдоскоп авторов, стилей, направлений и. то, как песни, поставленные рядом в одной программе, неожиданно начинают сочетаться, объединенные личностью исполнителя. Я спросила Манану: как вы сами определяете жанр, в котором работаете?
– Называю его балладным. Хотя далеко не каждая песня, которую я пою, баллада. Тут важно, что для меня песня – пьеса. Поэтому я именно так ее интерпретирую. То, что я называю «балладный», – это мое внутреннее ощущение жанра.
Да, каждая песня Мананы Менабде – маленький моноспектакль, она его играет, она же режиссер. Наверное, тут сказывается артистизм натуры в самом широком смысле; к тому же певица окончила эстрадное отделение режиссерского факультета ГИТИСА. Другая же грань ее творческой индивидуальности, которую неожиданно для себя самой недавно открыла, – живопись.
– Могу точно назвать дату, когда это случилось, – рассказывает Манана, – 12 ноября 1980 года. Я была в Таллине в гостях, осталась одна в доме и, глядя в окно, вдруг на старых обоях начала рисовать крыши. Правда, они получились не столько таллинские, сколько тбилисские, но не в том дело. Не могу точно сформулировать, что именно случилось, но как боль, как температуру сознаешь, чувствуешь, а определить не можешь, так и это. Я рисовала по тринадцать часов в сутки, теперь, правда, поменьше, но ежедневно часов по семь занимаюсь живописью. Сначала была графика, изображающая пластику, – миниатюры, которые не нуждаются в прорисовке лиц, последние полтора года еще пишу маслом и расстаться с этим не могу. Зачем мне живопись? Я выступаю, пою, но получаю наслаждение только в ту секунду, когда создаю песню, потом это уходит. Тот Шопен, которого мы знаем, не Шопен, ведь его самого мы не услышим. И даже Шаляпин каждый раз что-то изменял, если пел один и тот же романс. Пластинка бессильна это передать, она – лишь экземпляр многократно создаваемого. В рисунке же для меня все, я получаю от него большее удовлетворение, потому что результат своего творчества ощущаю физически. Еще пишу стихи, правда, для себя. А к живописи отношусь, как к живому человеку, она меня освободила от многих комплексов, много мне дала. Может быть, я лучшим художником стану, чем певцом, но главное, что и поэзия и живопись сегодня мне помогают глубже выразить себя в песне, эти три искусства дополняют друг друга.
Странно, но слушаю, как Манана поет «Грузинскую песню» Булата Окуджавы, и кажется, будто она ее неторопливо создает на полотне. Низкий голос, легкий грузинский акцент – и перед глазами синий буйвол, черная земля... Манана сама оттуда, из края орлов и виноградных лоз, и она тоже как бы часть этой песни:
«в темно-красном своем
будет петь для меня моя Дали,
В черно-белом своем
преклоню перед нею главу...»
Черно-белый костюм певицы и ее голос сливаются в одно ощущение Грузии, а за знакомыми словами словно проступают картины Пиросмани. Раньше была убеждена: никто не должен петь песен Окуджавы, все равно не споет так, как он. Теперь вижу, что ошибалась, – Манана поет не так, но это очаровывает.
И пришлось удивиться еще раз: в репертуаре певицы – Булат Окуджава, Семен Кирсанов, Анна Каландадзе, безымянные авторы, и вдруг неожиданно – Александр Вертинский. Для молодых он если не анахронизм, то уж, наверное, вчерашний день сцены, а тут его песня «Матросы», исполненная скорее задумчиво, чем иронично, зазвучала совсем иначе, даже современно.
– Манана, почему вдруг Вертинский?
– В искусстве должно быть больше исканий и находок. Я считаю, что
Вертинский – очень интересный поэт, если можно так выразиться, для меня он «цветной» поэт. Такого я еще не встречала: лиловый негр, желтый ангел. Понимаете, иногда бывают такие вопросы: что вы предпочитаете, классику или легкую музыку? Из классики мне очень близки Моцарт, Бетховен, Баха я обожаю, Берлиоза люблю, Стравинский – это космос какой-то; но я могу ответить: настоящее произведение всегда хорошо, я люблю хорошую музыку и поэзию. Очень ценю Маяковского. Как сказала Марина Цветаева, это поэт, который обогнал все, даже можно оглянуться и его не увидеть, настолько он вперед ушел. Кстати, сейчас я делаю цикл на стихи Цветаевой «Москва»; получится ли когда-нибудь Маяковский?
Я могу работать в каком-то Одном направлении, балладном или романсовом, но мне кажется, границы здесь не может быть. Певец или певица обязаны уметь все. Для меня великие актеры те, которые могут сыграть и драматические роли и характерные. Диапазон должен быть широким.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.