Молодые и старые конюхи усердно убирали денники, чистили лошадей. Но о крайнем слева станке все, казалось, позабыли. Ваня Бударкин подошёл к решетке. Мощные формы тёмно - гнедого, почти карего жеребца едва отделялись от царившего там мрака. Поблескивали два больших чёрных глаза. Жеребец взглянул на Ваню из - за прутьев строго и подозрительно, словно опрашивая: «Что тебе здесь нужно?»
И, встретив недобрый взгляд, мысленно оценив силу копыт обитателя этого денника, Бударкин почувствовал, как неожиданно повлажнела полоска лба под его шапкой. Он просунул руку сквозь решетку и хотел ласково потрепать коня за холку, но тот прижал уши, оскалился и так нетерпеливо мотнул головой, что Ваня быстро отдёрнул руку. «Ну, была не была!» - сказал он себе и решительно направился туда, откуда доносились восклицания конюхов:
- Ножку... Да ножку же!
- Э - э, дьявол!... Не любишь скребницы, а зачем валялся?
Ваня разыскал бригадира конюшни производителей Салтыбаева и решительно сказал казаху:
- Давай вилы и метлу!
- А ну, айда, айда! - обрадовался тот и крикнул конюхам: - Айда, ребята, поможем Ване Бударкину!
Но помощь конюхов выразилась только в том, что они столпились перед тесным жилищем жеребца и с любопытством, а иные со страхом следили за каждым его движением.
Ваня, преодолевая невольную вялость в руках и ногах, вошёл в денник, держа перед собой опущенные вниз вилы. Это был инстинкт укротителя, который старается всегда стоять лицом к зверю.
Жеребец снизу вверх злыми глазами глядел на непрошенного гостя. Потом, не сходя с места, вкось ударил задней ногой в переборку с такой силой, что толстая доска треснула. Ваяя вздрогнул, но с решимостью отчаяния, крепко сжимая ручку вил, крикнул: «Н - но, шалишь!...» - погрузил вилы в навоз и быстро бросил его к двери.
Уход за этим жеребцом требовал большой смелости и сноровки. Отец его - чистокровный англичанин «Грэй - бэй» - отличался небывалой резвостью. Но в нём словно ожил дух диких предков современной лошади. За восемнадцать лет своей жизни он убил шесть конюхов и тренеров. Сын его родился на Красногорском конзаводе. Жена старшего конюха Марфа Вонифатьевна пренебрежительно, ибо муж её не верил в приметы, обронила, глядя на тёмно - гнедого, без единой светлой отметины жеребёнка:
- Говорили старики, если такое, без пятнышек, родится, чи то собака, кошка, а чи корова, лошадь, всё одно - от сатаны. И если его убить и кости сварить, так можно тем наваром и приворожить, и присуху напустить, и клад открыть.
- Тьфу, ты скажешь! - презрительно откликнулся муж.
- Да разве ж в самом деле не от такого родился, - уже смелее возразила Вонифатьевна, - «Грэй - бэй» - сущий сатана? А этот будет... - Вонифатьевна на секунду задумалась, подыскивая подходящую кличку, а потом с сердцем выпалила: - «Сатанаил».
С тех пор эта странная кличка прочно утвердилась за новорожденным, и чем дальше, тем больше он оправдывал её. Жеребёнок пошёл весь в отца: и широкой костью, и ростом, и небывалой пястью, и злым, неукротимым нравом. На восьмом году жизни биография «Сатанаила» была уже отмечена следующими событиями: он повторил на Московском ипподроме отцовский рекорд резвости, отгрыз кусок щеки у одного конюха, перебил передней ногой колено другому, а третьего, по выражению очевидцев, «просто так всего помял».
Лучше всех ладил с «Сатанаилом» четвёртый его конюх, Кондрат Хрисанфович Шаповал - очень спокойный, средних лет человек. Много своенравных жеребцов прошло через его руки, и всех их смиряла невозмутимость Шаповала.
Правда, такой неотёсанный зверь, как «Сатанаил», ещё ни разу не попадался Шаповалу, но и перед ним он не отступил и своим равнодушием ко всем устрашающим ухваткам коня настолько покорил его, что тот позволял себя чистить, надевать узду, шёл на поводу за конюхом и никаких особых кур - бетон при этом не выкидывал.
Осенью 1942 года к Красногорскому конзаводу приблизился фронт. Завод эвакуировали. И длительное это путешествие словно сдёрнуло покров покорности с воспитанника Шаповала.
На одном привале из - за поворота дороги внезапно показались два сцепленных паровоза. С грохотом, свистом они помчались вперёд. Будто ветром сорвало с места и понесло маточные табуны вдоль рельсов. «Сатанаил», привязанный растяжками сзади фургона и спокойно жевавший молодое сено, что есть силы попятился. Растяжки натянулись струнами, лопнули. Он обогнал табуны. До солнца поднялась пыль; в ней, как слепые, слыша за собой грохот паровозов и стук копыт, мчались лошади. «Сатанаил» и несколько кобыл обогнали паровозы и метнулись наперерез к рельсам. Путевой обходчик вырос перед ними, замахал руками - и они поскакали в сторону. За ними - весь табун. И наконец, не слыша больше ужасного лязга, лошади остановились.
Лишь через час Кондрат Хрисанфович догнал на тачанке табун и стал искать глазами «Сатанаила». Тот стоял в стороне от других лошадей и, остро поставив уши, к чему - то прислушивался. Обрывки растяжек свисали с морды, как два длинных уса. Кондрат Хрисанфович осторожно приблизился к нему. Жеребец прянул в сторону, повернулся и стал бешено лягать воздух задними ногами.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.