- Ты словно галка распушилась вся... гнездо свое приготовляешь?
- Да как же, Паня, ведь, надо!
- Обязательно надо, - передразнила Паня, (раздражаясь от ее безобидного детского голоса. - Теперь здесь свою ячейку устраиваешь, а ту совсем бросила?
- Какую ячейку? О - о - о. Вот, Пань, ты оказала - то хорошо! - она громко расхохоталась, - вот именно ячейку. Там большая ячейка, а здесь маленькая. И маленькую надо хорошо устроить, здесь силы накапливаем. - Она опять с удовольствием засмеялась, радуясь своему выводу, и поцеловала Паню.
Та недовольно поморщилась.
- Правильно Лешка твой говорит: мещанство, брат, это. Если устраивать свою комнату между делом, - ничего, а если это ставить своей целью, то мещанство! Смотри, Нюрка, я боюсь за тебя. Ты, ведь, ячейку совсем забросила. На тебя и Катков и Егоров, все жалуются. Так и на самом деле можно к мещанству скатиться.
Паня оказала это решительно, строго и так серьезно посмотрела на Нюрку, что та сначала напугалась, а потом таким закатилась безудержным громким хохотом, даже диван под ней запрыгал...
- Ха - ха - ха! Панечек... милая... Я - то, Нюрка - то, в мещанство скатится? Ха - ха - ха! Вот это ловко... А Катков жалуется, наплевать, он если мне шпильки подкладывал, пускай теперь... Ай, Паня, Паня, значит по – твоему, я могу ячейку бросить? - Она опять залилась радостным наивным смехом, и столько в нем было уверенности в себе, что Пяня даже смутилась.
- Ну как живешь, Нюр, с Макаровым? - безучастно спросила она, чтоб оборвать ее смех и снова продумать за это время свои выводы. Нюрка опять наивно заулыбалась.
- Хорошо, как в детстве себя чувствуешь, ей богу! Помнишь, как мы маленькие замуж выходили... Вот и у меня сейчас такое же чувство... И так хорошо себя чувствуешь дома, другой раз даже на собрание идти не охота. - Она заметила, что проговорилась и покраснела... Паня усмехнулась.
- А 'ребенок будет, тогда и вовсе из дома тебя не вытащишь.
- Брось ты меня, пожалуйста, расстраивать - то, давай лучше чай пить, - сердито проговорила Нюрка, чувствуя себя не совсем удобно.
- Катись ты со своим чаем! Тебе, Нюрк, серьезно говорят. Так и всегда, милая, идет. Сперва нравится покупать разные горшки, комоды, нравится самой готовить ужин, а появится ребенок, будет нравится его нянчить, самой его пеленки стирать. Ты, Нюрка, смотри, ведь, тебя просто и вычистить могут. А там, глядишь, когда дети пойдут, фабрику бросишь, не станет денег хватать и будешь тогда своего Алешу лаять вместе с его партией. Чего ж от тебя тогда останется - то? А, ведь, это свободно может быть, не одна ты скатываешься к обывательщине.
- Ну - да - а, ты наговоришь, - улыбнулась Нюрка, но в словах ее уже слышалась неуверенность и какая - то робость. - На фабрике работаю, муж комсомолец, сама комсомолка, и вдруг...
- Да чего там вдруг. Вдруг, вдруг... какая ты к черту сейчас комсомолка? Эх, Нюрка, ведь, тебя же жалко, холера! Очнешься после, да поздно будет. Когда человек умрет, его не воскрешают, а панихиду по нем служат, а ты на кого надеешься? Ну, плохой человек, а то активная, серьезная девчонка и вдруг пропадает. Смотри, Нюрка, с огнем не шутят. Поиграла, поиграла, да и меру нужно знать.
Паня разгорячилась. Она почувствовала, как Нюрка незаметно для самой себя скатывается вниз, и обида на нее разбирала, и досада, и как - то жалко было ее. И Нюрка почувствовала в ее словах жалость за себя и боязнь и тоже смутилась. Она встала и расхаживала по комнате побледневшая и растерянная.
Поздно пришла Паня домой от Федотовой. Нюрка обещала все бросить и взяться за работу, но Паня чувствовала, что 'Говорит она это с перепугу, а домашняя уборка ей по-прежнему нравится больше ячейки. И даже самой как - то чудно было... неужели понимающий человек может серьезно ввести такую замену. Страх за Нюрку не проходил, и Паня надеялась теперь на одно: устроит Нюрка совсем свою комнату, надоест ей бестолку вожжаться, и она снова углубится в ячейку.
- Даже про работу ни разу не опросила, - с горечью вспомнила Паня.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Комсомольцы-изобретатели