Мы застали поэта в его рабочем кабинете. Он сидел за столом, склонившись над пишущей машинкой, и что-то сосредоточенно печатал.
- Очень много работы, товарищ, - отрываясь от машинки, говорит поэт. - Я заканчиваю пьесу. Тема - борьба за мир, разоблачение американских империалистов. Очень важная тема, товарищ...
Это знакомое нам с колыбели слово «товарищ» в устах Назыма Хикмета звучит как-то особенно тепло и торжественно.
Да, у Назыма Хикмета много товарищей на земном шаре: все люди доброй воли. Миллионы товарищей. Они вдохновляли поэта на борьбу все эти тяжёлые годы. Он сидел в мрачном каземате за чугунной решёткой. Над ним глумились янычары, пытали его, мучили. Семнадцать лет заключения...
Но победили мужество, гордый дух поэта. Он помнил, что у него есть верные, надёжные друзья.
«Назым» в переводе на русский язык значит «слагающий стих».
Стих - боевое оружие Хикмета. И поэт с честью пронёс сквозь все испытания и невзгоды своё имя. Он не расставался со стихом никогда: настоящий боец не бросает оружия, когда идёт сражение. Ему сейчас пятьдесят лет. В общей сложности он был осуждён на 65 лет тюрьмы. Прокурор дважды требовал для него смертной казни. Первый раз Хикмет просидел в заточении 4 года. Затем снова арест и 13 лет тюремного заключения. Но и в эти годы голос поэта звучал, как набат, призывая обездоленный турецкий народ к борьбе с поработителями.
В тюрьме Назым Хикмет написал около двенадцати томов стихотворений и драматических произведений. Там он создал поэму о Великой Отечественной войне советского народа. Там, В тюрьме, он сложил и вдохновенную поэму о Зое Космодемьянской. Однажды в тюрьму попал французский журнал, где были напечатаны портрет Зои и её коротенькая биография. Поэт был захвачен легендарным подвигом советской девушки.
- В два часа ночи я начал писать поэму о Зое, - вспоминает Хикмет, - и закончил её к рассвету...
Когда Назым Хикмет прибыл в Москву, он узнал о чудовищном акте продажных турецких властей, которые по приказанию американцев лишили его турецкого гражданства.
Назым Хикмет писал в те дни: «Я сын турецкого народа и не являюсь гражданином американской колония, чиновники которой посылают на смерть в Корею турецких юношей. Моё право на гражданство я заслужил не простым получением паспорта, а борьбой, которую вёл всю жизнь...»
Когда он стал на путь этой борьбы? Кто закалил его волю, кто благословил его на подвиги? Об этом мы и попросили рассказать Назыма Хикмета.
Он долго ходит по комнате, нервно курит сигарету за сигаретой, останавливается у окна, за которым падает рыхлый, мокрый снег, и начинает говорить своим мягким, грудным голосом:
- Мне было семнадцать лет, когда я впервые услышал имя Ленина. Жил я тогда в Константинополе, оккупированном американскими, английскими, французскими и итальянскими войсками. Учился в морской школе. Наш учебный корабль стоял в бухте Золотой Рог. Мы встречались с матросами, вернувшимися из русского плена и проникнутыми революционным духом. Помню слова пожилого моряка: «В России есть великий человек, который борется за права простых людей. Если мы будем идти по его пути, то освободим Турцию от оккупантов». И мы подняли на корабле бунт. Разъярённый офицер кричал нам: «Вы хотите сделать у нас то, что сделал Ленин в России?!» К тому времени относится и начало моей поэтической деятельности. Я написал стихи «Сорок разбойников» и «Две сестры», разоблачающие империалистов. Власти хотели меня арестовать, но я бежал в Анатолию, где принял участие в национально-освободительном движении. Я пешком ходил от села к селу и слышал от восставших крестьян рассказы о Ленине.
В середине 1921 года я попал в Россию и здесь был слушателем Коммунистического университета трудящихся Востока. Я был самым счастливым студентом на свете: слушал лекции товарища Сталина. Я постигал марксистско-ленинскую теорию - эту науку счастья народов, науку, что ведёт нас к коммунизму.
Но была у нас тогда глубокая печаль: мы знали, что Владимир Ильич Ленин серьёзно болен. В ту пору я писал много стихов, посвященных Ленину и его бессмертным идеям...
После продолжительной паузы Назым Хикмет рассказывает:
- Была лютая зима. Падал снег. Я шёл по городу, сиявшему огнями, и вдруг, как стон, разнеслась ужасная весть: «Ленин умер! Перестало биться сердце Ильича!...»
И мне показалось в ту минуту, что сразу погасли все огни. И первый раз в жизни я слышал, как плакал целый большой город. На улицах горели костры, и пламя освещало лица рыдающих людей.
К Дому союзов я ехал на грузовике. От площади Пушкина до Охотного ряда мы пробирались около двух часов: все улицы были запружены народом. Людской поток устремился туда, где лежал Ильич.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.