Раненный вторично, потерявший (к счастью, временно) речь, Саша всю ночь пролежал на морозе. Утром обнаружили его санитары, посчитали погибшим, пока не заметили широко раскрытые, просящие о помощи глаза. Мальчик вмерз в красный от крови лед. Чтобы высвободить прикованную к стылой земле, начиненную осколками его левую руку, санитарам пришлось вырубить кусок шинели...
Кто-то из посетителей музея обязательно скажет: «Не хотим, чтобы наши сыновья раньше срока надевали шинели».
Да, дети всегда остаются детьми. Тем, кто сам недосыпал в неполные пятнадцать лет, кто рыл окопы или сутками не выходил с завода, где тоже ковали поведу, иной раз хочется создать детям красивую, беззаботную жизнь, освободить от домашних нагрузок, от забот. Дети войны, так близко соприкасавшиеся с горем, бывали свидетелями гибели боевых командиров, старших товарищей. А теперь, случается, тринадцатилетнего человека не берут на похороны бабушки, дабы не причинить ему душевную травму... Иным родителям страшно даже себе признаться, что вырастили в тепличных условиях эгоистов. Но боязно за таких дочек и сынков: выстоят ли, столкнувшись с жизненными невзгодами?!
Коля Печененко спешил жить. В партизанском отряде прошел курс начальной школы. После войны, окончив медицинское училище, работал фельдшером. Получил права шофера, без отрыва от производства с отличием окончил автодорожный институт. А в сорокалетнем возрасте Николаю Фомичу пришлось отказаться от должности главного инженера авторемонтного завода: вновь жестоко напомнила о себе война. Не забылся черный день, когда остался дома без любимого дела и коллег. От неподвижности и одиночества стало невмоготу...
Как вовремя оказались рядом «фронтовой отец» Петр Яковлевич Хижняков и Герой Советского Союза генерал в отставке Сергей Евдокимович Кузьмин, в прошлом начальник штаба (это его разведчики обнаружили в стоге сена и «усыновили» Колю Печененко), подбодрили: «Держись, солдат, мы с тобой!» И он держится, даже когда отказали ноги и руки, когда его телом полностью овладел паралич.
– Пишу карандашом, зажатым в зубах, – извиняется за каллиграфию Николай Фомич. – У меня остался «единственный двигательный орган» – голова.
Карандашом, зажатым в зубах, Печененко написал повесть «Опаленное детство» и взялся за новую – о боевом генерале Кузьмине.
Остался Печененко в строю действующих: «Покуда верные собратья меня ведут в своем строю, в борьбе за жизнь я буду драться и славить Родину свою». Коллеги сделали ему специальное кресло, навесной столик устойчиво держит лист бумаги. Учительница-пенсионерка печатает на машинке его рукописи. Пионеры около его кровати проводят сборы. Земляки заботятся, чтобы их любимый Микола не знал одиночества.
И Николай Фомич по-прежнему спешит жить. Утром ставит перед собой задачу: успеть сделать сегодня больше, чем вчера. Потому что для него понятия «жизнь» и «борьба» равнозначны.
О каждом «сыне» или «дочке» болит материнское сердце. До сих пор Клара Александровна рядом с теми, кому особенно трудно. Вдруг приехала в Волгоград, помогала добиться переселения Евгения Лесникова в благоустроенную квартиру, а вернувшись в Курск, озадачила комсомольцев КЗТЗ. Сама не ожидала, как активно пройдет на заводе соревнование между молодежными бригадами за право зачислить Женю Лесникова почетным членом лучшей бригады. Не только почет и признание сыну полка: причитавшаяся ему зарплата была заметным подспорьем к пенсии.
Но до обидного коротким оказался век Евгения Лесникова. Несгибаемый коммунист, как боец, окруженный врагами, до последнего дыхания боролся с недугами. Тринадцать лет пролежал с запрокинутой головой. С трудом выговаривал фразу за фразой, переводимые на язык магнитофона, – страницы будущей книги. Дождался-таки свою изданную в Волгограде повесть «На Смоленской тихо».
Переписка К. А. Рябовой с главным управлением кадров и Центральным архивом Министерства обороны СССР всегда приносит результат. Приведу лишь один пример. Как-то познакомилась она с документами Бори Дмитриева. В пятнадцать лет этот сын полка уничтожил на фронте четыре боевые машины врага, триста пятьдесят два гитлеровца, пленил фашиста.
Борис не предполагал о существовании Указа о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Возможно, какого-то бездушного человека смутила цифра «1930» – год рождения юного героя, – и он убрал Указ под сукно. И вот через тридцать шесть лет Борис Дмитриев узнал, что он Герой Советского Союза! С радостью встретили его в Курске, в музее «Юные защитники Родины», куда он приехал уже с Золотой Звездой на груди.
За что ни возьмется Клара Александровна, добьется своего. Сила обаяния ее настолько велика, что, общаясь с нею, невозможно не увлечься ее любимым делом. Это я испытала на себе. И горжусь, что ее заинтересовали разысканные мною дети войны. Узнаю их фотографии на стендах музея. Вот Боря Новиков, в одиннадцать лет награжденный медалью «За отвагу», а в двенадцать – похороненный в братской могиле на Северо-Западном фронте (улица его имени появилась на родине Бориса – в верхневолжском Рыбинске); и дочь панфиловской дивизии Маша Макарова, в пятнадцать лет получившая орден Красной Звезды за восстановленную на передовой связь (после войны Мария Ивановна вернулась в легендарное Дубосеково, к братской могиле гвардейцев-панфиловцев, стала одной из лучших доярок в совхозе «Панфиловский»); и шестнадцатилетний партизан Толя Шумов из подмосковного села Осташе-во, посмертно награжденный орденом Ленина.
Тесновато стало в двух небольших залах и коридоре, сплошь занятых экспонатами. Рябовой приходится постоянно что-то придумывать, изобретать. Как ни кинь – все клин получается. Ликвидировали кладовочку, поставили вместо вынесенных шкафов дополнительные ряды стульев, так архив оказался на полу. Конечно, директору музея на общественных началах недостаточно лишь доброго расположения директора Дворца культуры КЗТЗ Виктора Васильевича Нечаева, ребят из заводского, районного и городского комитетов комсомола, активно помогающих вести поиск юных защитников Родины. Требуется более существенная и регулярная помощь.
Рассказываю секретарю парткома КЗТЗ Александру Владимировичу Маклакову о том, что по поручению Рябовой следопыты ежедневно отправляют десятки писем-запросов в разные концы Союза. Почтовые расходы, бумага, фотоматериалы, междугородные телефонные разговоры с «сынами» и «дочками», разбросанными по всей стране, – все это из пенсии Клары Александровны.
Внимательно выслушал меня Александр Владимирович, обещал наладить дело. И сразу же нашел контакт с сынами полка и юнгами, которые признали в партийном вожаке завода «своего парня, которого можно брать в разведку».
Четыре дня гостили на Курской земле «сыны» и «дочери» полка. Только за один день – 23 февраля – с ними встретились в музее, во Дворце культуры, в вечерней школе и техническом училище КЗТЗ более трех тысяч человек. В средней школе № 39 они провели уроки мужества одновременно в пятнадцати классах.
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.