Гелий Коржев, пожалуй, самый известный среди названных мной художников, но известность, отнимая немало времени, не отняла главного — потребности упорно, самоотверженно работать, не изменяя себе ни в чем. За эту верность своим принципам Коржева уважают художники самых различных вкусов: ведь в искусстве только то, что делается увлеченно и честно, — настоящее.

Стремление решить в живописи какие-то важные жизненные проблемы характерно и для Виктора Иванова. Мне хочется рассказать о «рязанском цикле», с которым художника связывают и узы родины и широкие замыслы, уходящие на много лет вперед.

Живопись не может показать действие в развитии, как, скажем, роман. Ей дано одно мгновение — во всей его силе и подробностях. Надо уметь найти такой момент, где, как в фокусе, собралось прошедшее и угадывается будущее. Виктор Иванов задался целью — провести дорогих ему людей, нескольких рязанских колхозников, через ряд общечеловеческих состояний и показать черты наших современников в этих извечных ситуациях — труд, отдых, любовь. Замысел интересный, и художника на этом пути ждал ряд настоящих удач. «В шалаше. На покосе» — нежанровое полотно и вместе с тем правдивый, волнующий рассказ. Сенокос, пожалуй, — самое радостное время в деревне. Дни стоят ясные, работа не очень тяжелая, можно соревноваться в ловкости и остроумии. Женщины берут на покос свои лучшие платья. Вечерами заливаются на станах гармони, девчата пляшут, поют частушки. В шалаше двое: мужчина и женщина. В их жизни тоже жаркий июль. Работа закончена. Во всей природе предвечерняя истома. Женщина в светлом платочке, уже успевшая принарядиться, сидит, забыв на губах счастливую улыбку. Это радость почти безотчетная — счастье жить, любить, быть. Она захлестывает человека полностью, даря ему крылья, растворяя в себе и пьяный запах трав, и розовый сок заката, и ветер огромных просторов, в которых теряется предел земли. Такие мгновения возвышают и очищают.

Сейчас на мольберте у Иванова, в его мастерской на Верхней Масловке, — новое большое полотно. На взгляд зрителя, оно уже закончено. Правда, говорить о нем несколько преждевременно — как о фильме, который еще не вышел на экраны. Но ведь есть в газетах рубрика «Тихо! Идет съемка!» — экскурс в трудовой процесс киношников. Я сделаю то же самое.

За столом — обедающая семья. В центре — женщина. Ее лицо просто и мужественно, почти сурово. Четверо девчонок разных возрастов и самый маленький, последний, мальчонка лет пяти. Хозяин — из добросовестных работящих мужиков, что честно прошли всю войну, особых наград не получили и при первой возможности вернулись в деревню, к разрушенному хозяйству, к семье, вынесшей голод, оккупацию, тяжкий труд. Это полотно чем-то напоминает мне «Материнское поле» Чингиза Айтматова. Возможно, тем, что и то и другое произведение — хвала женщине, матери. А может, роднит их светлое ощущение, которое они вызывают: люди много страдали, работали, боролись, но выдюжили, победили, и это дало им особую внутреннюю красоту.

У Иванова задумано еще несколько полотен рязанского цикла. Есть к ним этюды, не хватает одного — времени.

И еще об одном художнике, ровеснике Иванова, Корже ва, Оссовского, хочется сказать. Зрители знают его по картине «В метро» и портрету знаменитого художника В. Фаворского. Это Дмитрий Жилинский. Путь его в искусстве не всегда был ровен, но профессиональная честность не изменяла ему никогда.

Сейчас, особенно на Западе, рынок захлестнула масса ремесленнических поделок, иногда довольно привлекательных для неискушенного зрителя, но имеющих весьма отдаленное отношение к искусству. Авторы этих картин, не утруждая себя поисками новых выразительных средств, неряшливо отметают и наследие гениев. Борьба за техническое совершенство в живописи представляется им трюкачеством или занудством. Они работают безграмотно и быстро. Какие там законы сочетания красок, поиски перспективы, споры о грунтовке — бери кисть и рисуй! Таких халтурщиков, профанирующих искусство, много не только среди абстракционистов, не меньше их и среди «реалистов», у которых один бог — «похоже!». Защитить искусство от напора кустарщины могут только профессионально честные произведения, высокие и идейно и технически. А это требует от художника беспощадной взыскательности к себе.

Не так давно все ожидали увидеть на выставке, посвященной спорту, интересную работу Жилинского «На берегу». Молодая цветущая женщина с двумя ребятишками подходит к бассейну, навстречу им из воды поднимается отец. По замыслу все очень просто. Но в картине есть несколько великолепных находок — в использовании плоскости, в теплом колорите человеческого тела. Тонкий знаток искусства Дидро говорил: «Кто достиг чувства тела, тот зашел далеко, остальное ничто по сравнению с этим...» И все-таки, когда подошло время выставки, Жилинский отказался выставить картину и снова ее «растрепал»: некоторые детали его не удовлетворяли. А чувства внутреннего удовлетворения ничто не может заменить — ни быстрый успех, ни деньги. Свои поиски художник продолжает и в большом групповом портрете прославленных советских гимнастов. Рисунок, как обычно у Жилинского, точен и выразителен, а эскиз намечает на простой, локальной плоскости звучные цветовые удары. Сами судите, насколько это красиво: коричневый пол, красный ковер, группа гимнастов в светлой форме и в центре — тренер в синем спортивном костюме. Все отлично скомпоновано и «увидено», но сколько еще впереди работы!..

* * *

Итак, мы мельком заглянули в семь мастерских, к восьми художникам. Даже на беглый взгляд, это очень разные люди — по манере работать, по выбору тем, по темпераменту, — но все-таки есть нечто большее, что объединяет их всех: напряженная чуткость к нашему времени, зоркость профессионального поиска, талантливость и та преданность искусству, которая отличает истинного художника.

Утром, просыпаясь, в розовой дымке ворочается земной шар. Так уж устроен человек: кажется, если в твоем городе, то и на всей земле — утро. Щурясь от низкого солнца, выбирают трал с камбалой тихоокеанские рыбаки. Загорелые ташкентские асы взбегают по трапу в хищный нос «ТУ-104». Под косым дождичком бегут в «политехничку» ленинградские студенты. А в Москве дремлют в трамваях парни с «ЗИЛа» и «Красного пролетария». И вместе с этим потоком, пронзительно и радостно ощущая его, спешат в мастерские художники. Они спешат к своим мольбертам, чтоб поскорее бросить на полотно кусочек увиденного и потрясшего их мира. Их день не хронометрирован, продукция своеобразна. Но они тоже рабочие, рабочие одного из труднейших наших цехов — живописи.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.