И не знаю, куда деваться от стыда.

«Как же, - думаю я наутро по дороге к заводу, - как же так? Сто раз садился за руль, и ничего не случалось. Почему же вчера, именно вчера так не повезло с этим газом? Почему?»

Я отказываюсь ехать с Дьяченко. Привираю, что болит голова, и он не настаивает. Оставшись один, выхожу из конторки в цех. Вдоль цеха стоят машины - «Волги», «ГАЗ-12», иностранные... Я влезаю в них по очереди, как мальчишка, которому позволили посидеть за шофера. «Только не тронь ничего», - говорила мне мама. От сидений несет нафталином, машины стоят здесь как образцы и давно не трогались с места... Действительно, начинает побаливать голова. Но я не пропускаю ни одной машины, я влезаю по очереди в каждую и торможу. Не пропуская ни одной, торможу, торможу, торможу.

Но вечером отправляюсь домой, так и не поняв: почему?

Дома возле кровати стоят ботинки. Я сразу замечаю их, мои лыжные ботинки с широким рантом. Вчера я их надевал, а сегодня переобулся.

И вдруг словно вспышка, словно фотовспышка озаряет эти большие ботинки с широким рантом и стоптанными вовнутрь каблуками, на которых давно пора сделать набойки.

Ботинки!

Я бегу на завод, зажав ботинки под мышкой.

На другой день я кладу перед Дьяченко исчерченный листок. Он вертит его в руках, недоумевая.

- На кабриолете, - говорю я, - педали слишком близко... Я замерил

Он накрывает широкой ладонью мою руку и чуть сдавливает ее.

- Я знаю, - говорит он и глядит на меня в упор. - Я знаю.

- Знаете? - долго хлопаю я глазами. - Откуда вы знаете? И почему не сказали?

- После твоей поездки знаю, третий день...

- Но почему не сказали, если знаете? Я столько машин переменил!...

Я хочу еще добавить, что ушел из цеха под утро, но замолкаю: у меня першит в горле. Стоило ли так переживать, если о тебе просто забыли, да и кто ты такой, чтобы сообщать тебе?..

Я пытаюсь высвободить руку, но Дьяченко держит ее. Он выдвигает ящик стола.

- Возможно, я неправ, - негромко говорит он, роясь в ящике, - возможно, я неправ, но, понимаешь, я хотел, чтобы ты сам дошел, Леня. - Он достает из ящика фотоснимок и протягивает мне. - По-моему, так это ж великая вещь - дойти самому...

Кабриолет 71-20 изображен на снимке со смятым крылом и разбитою фарой. «Работка Кравцова», - написано на обороте. Работка! Проставлена дата и подпись: «Дьяченко».

- Возьми на память, - узит он глаза. - Может, сгодится когда. Как говорится, в минуту жизни трудную...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.