Тяжелый каток по-прежнему утюжит асфальт у переезда, и отлепившаяся афиша полощется на ветру возле клуба, словно ничего не случилось.
Вахтер в проходной, взглянув на покалеченную машину, только махнул рукавицей: проезжай, горемыка. Но я не спешу. Я сбрасываю газ, меня страшит разговор с Дьяченко.
Я боюсь не одного Дьяченко. Я боюсь каждого встречного, и мне хочется бежать без оглядки. Бросить машину и убежать, спрятаться, чтобы долго искали и не могли найти, как бывало в детстве, когда набедокуришь. Покуда отыщут, натревожившись, мама простит тебе твои прегрешения, вы всплакнете вместе, и все как рукой снимет...
Затормозив возле цеха, я бегом развожу скрипучие створы ворот и, юркнув в них, тыкаюсь в самый угол. Мне еще повезло, что в углу свободно. Разбитая фара, искореженное крыло не так уж бросаются в глаза.
Между двумя рядами машин я бреду к конторке и думаю о себе, как о другом. «Это был его первый и, должно быть, последний выезд», - думаю я.
Когда две недели назад я впервые вошел в конторку, Дьяченко тоже сидел за столом и торопливо писал. Я положил ему на стол направление и новенький синий диплом. Диплом был с отличием, я показывал его где надо и где не надо. Дьяченко задумчиво посмотрел на меня, пробежал документы и, не выпуская пера, указал на лежащую перед ним бумагу.
- Пять минут - и поедем, - сказал он и застрочил снова.
Я взглянул на него с сомнением.
- Мне товарищ Дьяченко нужен,
- Так я ж Дьяченко, - поморщился он. - Через десять минут поедем.
Следовало бы выяснить все-таки, куда он собирался ехать и за кого меня принимает. Но он был поглощен писанием. Тоненькое, хрупкое в его пальцах перо выводило размашистые, крупные строки. Широкие, лопатками, ногти с темной каймой казались тверже железа.
Другие столы пустовали. На них лежали приборы, масляно блестя циферблатами и тревожа загадочностью. Валялись мотки провода, шестеренки. На спинке стула наискось, как солдатская скатка, висела покрышка.
Неожиданно Дьяченко сорвался с места и выбежал из конторки. Он выбежал со своими бумагами, а я остался один и только поморгал ему вслед. Похожий на гараж цех виднелся за перегородкой. Я разгадывал издали марки автомобилей и раздумывал о том, что вот он, цех испытаний, где мне предстоит... Что именно мне предстоит в этом цехе, я не успел уточнить, поскольку вернулся Дьяченко.
Он был уже без бумаг и весело сказал:
- Ну, поехали!... И давайте ж знакомиться. Николай Трофимович.
Он вел машину молча. Я тоже молчал и глазел по сторонам на длинные заводские корпуса и обсаженные деревцами аллеи.
- Ну как? - вдруг спросил он, кося черным глазом.
- Что как? - не понял я и, в свою очередь, поинтересовался: - А куда, собственно, вы меня везете?
- Куда хотите... только по булыжничку ж надо проехать.
- По булыжничку?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.