Дядя Костя крякнул, повел плечами.

- Он самый.

Сурдинин стал увязывать свой рюкзак.

- Ну, ладно. Пора мне. А вам еще бог знает сколько бродить тут - возьмите-ка эту банку сгущенного молока, суп гороховый, еще что? Спички...

Он вскинул рюкзак, пожал обоим руки, кликнул собаку: «Карбон, пошли!» - и скрылся в лощине. Дядя Костя и Михаил проводили его взглядами. Крутолобов сказал вслед:

- Башковитый...

Пронькин молчал. Он думал: «Так бы вот выучиться, как этот... Смотрю на лес и ничего не вижу, а он насквозь, в самый корень. И что в корне есть, тоже знает. Совсем другими глазами смотрит!»

Крутолобов сложил палатку. Достал веревки. Оба принялись связывать корни заманихи в большие пучки и таскать к просеке. Делали все молча. Каждый думал о своем. Крутолобов о том, что скоро ему не под силу будет ходить в тайгу, что и сейчас уже болит спина. Он потирал поясницу и кряхтел.

Пронькин думал о богатствах тайги, о которых он так, как сегодня, никогда не задумывался, о Глаше. Ему представлялось ее выразительное, на разные голоса, чтение вслух. Зимними вечерами, когда к окнам подступает густая синь, а в плите трещат дрова, хорошо слушать ее неторопливый голос - не отрывался бы. Мысль его перескочила на вечернюю школу, открытую в поселке. «Миша, Мишаня, чему ты там научишься в тайге? Оставайся! Нудно без тебя» . И молящие глаза Глаши. Вспомнилось, как выступала она в клубе, играла в пьесе. Вспомнилось, как горячая лента пилы мягко врезается в ствол, как струйкой текут желтые опилки и щекочет ноздри запах свежераспиленного дерева...

Снесли всю добычу и сели на пни у просеки. Закурили. Старик вздохнул:

- Эх, отвяжись плохая жисть, привяжись хорошая!

Пронькин спросил хрипло:

- Дядя Костя! А ты этот бубенчик заместо настоящего корня кому всучивал ай нет?

Крутолобов встрепенулся, будто смахнул усталость.

- А то как же! Ох, и обделывали дела с одним напарником. Было время. Потом как завьемся по ресторанам! Ух, аж пыль столбом! Землю копытом роем. Теперь уж нельзя: за это дело за воротник и в конверт. Но ничего, мы с тобой еще гульнем! Добре гульнем, будет звону на весь район, Мишка!

Молча сидели. Старик тер поясницу. Пронькин смотрел на компаньона, и боролись в нем противоречивые чувства: какое-то сочувствие или, скорее, жалость к человеку, который прожил жизнь и нет у него ни семьи, ни близких, ни родичей, ни товарищей... И никому на свете не нужен. И закипело возмущение: за целую жизнь не смог стать никому нужным, чтобы о нем заботились, тревожились, уважали его...

- Никак трактор? - спросил Крутолобов, вслушиваясь.

- Вроде он, - отозвался Михаил и встал. - Ну, ты вот что, дядя Костя, грузись тут сам, а я пойду пешочком вперед... На трассу. Домой двину.

Крутолобов вскочил:

- Ты что, очумел?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.