...Равнина без конца и края. Нигде ни кустика, ни деревца - сплошь бурьян, низкий, будто стриженный под бобрик, серый от пыли. И небо серое, свинцовое, осеннее. С глухим гудением на горизонте пляшут смерчи - черные столбы песка и пыли, свившиеся жгутом. К горизонту убегают мачты высоковольтной линии.

По обочине проселочной дороги идет Насиб Бекиров, узкоплечий, неприметный. Сбита кожа на суставах пальцев, и керосин впитался в ладони, шершавые, как наждачная бумага. В четырнадцать лет Насиб сел на трактор и вот уже семнадцатый год не расстается с ним. В руках Бекирова лопата, под мышкой охапка тоненьких, толщиной в мизинец, саженцев. Насиб поселился на втором отделении совхоза «Баяут» № 2, что в Голодной степи, и, по узбекскому обычаю, решил посадить на своем участке деревья. Добрый обычай: одно поколение уступит место другому, а деревья будут стоять и радовать человека тенью и шелестом листвы.

Но вырастут ли деревья? Там и сям по обе стороны дороги виднеются плешины: то схваченные твердой соляной коркой, то припущенные солью, точно снегом. Это солончак - мертвая земля. Неумелые, торопливые руки, возделывая хлопковые плантации, не позаботились о том, чтобы отвести густозасоленную подпочвенную воду в специальные сбросы - коллекторы и дрены, и она растеклась по плантациям. Вода испарялась, соль обескровливала почву, и мать-земля превратилась в мачеху. Здесь не растет даже бурьян, а про хлопок и говорить нечего.

По проселочной дороге катят грузовики. В них - бывшие рабочие второго отделения «Ваяута» со своими пожитками. Вдали виднеются брошенные дома. Ветер хлопает дверями, подымает в воздух клочья соломы... Люди бегут. Насиб останавливается, провожает машины долгим взглядом. «Почему бегут? Земле не верят?» Худая земля, угнетенное плодородие, как говорят агрономы, - одно слово, мачеха. Но ведь соседи, в совхозе «Баяут» № 4, ухитряются выращивать по тридцать центнеров хлопка с гектара. Больше, чем в среднем по республике! На таких же засоленных землях! Стало быть, дело не в земле, а в отношении к ней... Быть может, люди просто не хотят трудиться? Навряд ли. Насиб знает многих сидящих в грузовиках - работящие ребята, ничего не скажешь.

«Хозрасчета испугались...» - догадывается Насиб. Дело в том, что если раньше у рабочего в совхозе была твердая зарплата, независимо от результатов труда, то теперь будут платить за произведенную продукцию. Дашь много дешевого хлопка - заработаешь, нет - зашивай карманы. А жить придется на аванс, процентов шестьдесят от заработка. Боязно, что и говорить!

Люди бегут. Но Насиб идет в обратную сторону, навстречу грузовикам. Он вспоминает недавний разговор с секретарем Баяутского райкома партии. «Голодная степь может дать один миллион тонн хлопка» , - говорил секретарь. Нет, никакая сила не сможет повернуть Насиба обратно!

Насиб вышел на берег оросительного канала, вырыл яму, посадил саженец. Ударил ветер, сломал саженец. Насиб посадил новый. И его сломал ветер. Насиб повернулся к ветру спиной, прикрывая саженец телом. Ветер мгновенно переменил направление, и к ногам Насиба снова упал сломанный прут. Но человек перехитрил ветер. Он вбил четыре колышка, обмотал их проволочными тросиками, а концы тросиков сплел на пояске саженца. Теперь ветер ничего не мог поделать: тросы пружинили, удерживая деревце в земле...

А как удержать людей? Их не привяжешь. Надо, чтобы по доброй воле согласились пойти в бригаду Бекирова работать на хозрасчете.

Насиб долго говорил с парнями и девчатами. Объяснял пользу хозрасчета: ведь он подмога честным работникам. Напомнил слова секретаря, рассказал о соседях. И о том, что аванс могут увеличить, смотря по тому, какие будут в бригаде виды на урожай... Наконец убедил земляков.

И началось...

Бесплодную землю надо было лечить: вспахать и промыть от солей. Насиб, дни и ночи работавший на единственном тракторе, не управлялся. Однажды он послал на центральную усадьбу Боувбека Умерова, ездового бригады, попросил пригнать в помощь трактор от соседей на ночь, взаимообразно.

Тракторист с центральной отказался ехать:

- Ночью глаза не видят!

Боувбек и уговаривал его, и умолял, и «на горло брал» - ничего не помогло. Тогда он попросил разъяснить ему, Умерову, как и что надо делать, чтобы трактор пошел. Да, он сам поведет машину, она немного знакома ему. Тракторист потушил улыбку и объяснил: ему было очень интересно знать, чем это кончится. Шепча про себя его наставления, Боувбек влез на сиденье и... пропахал целую ночь.

Ныла спина, занемевшая от непривычного напряжения. Хотелось есть, и он беспрерывно курил. Его подмывало уйти. «Черт побери, ведь ты не тракторист!» Боувбек злился, глушил мотор, ставил ногу на гусеницу. Но в этот момент тарахтение трактора, на котором трудился Насиб, с оглушительной силой всверливалось в уши Боувбека, и он вновь заводил двигатель.

Хозяин трактора явился утром. Невидящими, воспалёнными от пыли и бессонницы глазами посмотрел на него Боувбек. Ему захотелось вздуть этого парня. Он слез, держась негнущимися пальцами за выступы трактора, и... покачнулся от налетевшего порыва ветра. Сил у Боувбека не было. Он проработал без отдыха ровно сутки. Сейчас не хотелось ни есть, ни курить. Только спать, спать. Придя в поселок, Боувбек заставил себя поесть и... отправился на участок. Все это время, не смолкая, тарахтел Насибов трактор. Видно, правильно говорят люди, что человек для человека - зеркало.

Дела в бригаде шли хорошо, И вдруг Абсамат Файзуллин объявил, что он уходит из бригады:

- Мать больна, позаботиться некому. Его начали отговаривать. Насиб оборвал товарищей:

- Зачем уговаривать? У него мать больная!

Голос у Бекирова был простуженный, каждое слово отдавалось болью. Он не сказал больше ни слова: не маленький Абсамат, сам должен понимать, что и другим не легче.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.