Впрочем, комбата нашего переубедить было трудно, разошлись – каждый при своем мнении. И вот прошло с тех пор лет, пожалуй, тридцать, а спор наш из головы не идет. Нет-нет да и всплывает в памяти та ласковая весна и едва оттаявшие пригорки...
Было.
Ну, а теперь о другом разговор.
– Нет, серьезно, и вы только за этим приехали, чтобы спросить меня, какое детское переживание я считаю самым главным? Не понимаю... И на что это вам? Может, все-таки объясните?
– Если позволите, я обязательно отвечу, но только чуть позже.
Сергеев смотрит на меня подозрительно. Большой, грузный, почти седой человек, привыкший распоряжаться тысячами людей, принимать ответственные решения, отважно рисковать, когда того требует дело, на этот раз он явно растерян.
– Ну-у, хорошо, – говорит он наконец, – слушайте.
– Родился я и рос в неблагополучной, как принято называть, семье: родители постоянно ссорились, все время собирались разводиться и не до нас с Танькой – это моя младшая сестренка – им, как я теперь понимаю, было...
Рос я кожа да кости. В школе меня дразнили: Доходяга, Костяра, Освенцим... Нет, не голодал, а вот не в коня корм. И слаб я был: двух метров по канату подняться не мог. Повисну и телепаюсь.
Сергеев говорит ровным, глуховатым голосом, словно бы прислушивается к собственным словам, а я смотрю на него, широкоплечего, стокилограммового, загоревшего до замшевого оттенка, и решительно не могу представить иного Сергеева.
– И больше всех меня доставал Митька Филатов – дразнил, бывало, и поколачивал. Он вредный и липучий мальчишка был. Я даже один раз отцу пожаловался, только отец не внял. Еще и обругал: «Нечего ябедничать! Получаешь, что заслужил... Тоже мне мужчина: постоять за себя не можешь».
Легко, конечно, сказать – постоять. А как?
Советы все умеют давать. И большей частью – хорошие, правильные: защищайся, не распускай нюни, прояви характер... Только никто почему-то не учит, что же надо делать, чтобы проявлялся этот самый характер.
Не помню от кого я как раз в то время услышал чудное словечко – дзюдо. Как понял, это такая борьба, японская, и вроде если в ней слабый лучше владеет приемами, то может победить сильного... Во всяком случае, именно такое у меня сложилось тогда впечатление.
Наверное, вы уже догадались: я вспыхнул и тут же решил научиться дзюдо. Пусть тогда Митька Филатов только попробует подойти! Не стану рассказывать, как осторожно я выведывал, где, что, как, – боялся, если кто-нибудь догадается о моем намерении, задразнят... Очень это противное было состояние – иду и оглядываюсь, чуть что – вздрагиваю. Липкая житуха.
Но в конце концов я добрался до секции дзюдо при городском Дворце пионеров. Не зря, наверное, пелось: «Кто хочет, тот добьется, кто ищет, тот найдет».
И предстал я перед сухим, как мне показалось, весьма пожилым мужчиной – руководителем секции. Заплетающимся языком стал объяснять, для чего пришел, на что надеюсь и о чем мечтаю. Только мужчина меня не дослушал.
– Не вибрируй. Бесполезно. Приседай и считай!
– Что? – не понял я.
– Приседай и считай: сколько раз присядешь. Теперь я понял, что от меня требуется, и начал:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.