Николай Твердохлеб закрыл за собою дверь парадного, взглянул на уже высокое солнце, глубоко с удовольствием вдохнул прохладный воздух и медленно пошел по бульвару – I 30-летия Победы, в сторону Волги.
Совсем недавно он вернулся из больницы, потом долго долечивался дома. Матери он о подробностях ничего не писал (зачем волновать?), просто сообщил, что приболел, получил отпуск и приедет к ней в деревню на поправку. Вчера Николай известил ее, что выезжает. Уже через несколько часов он будет в поезде, а через два дня – дома...
От родной деревни Григорьевки, что на Тамбовщине, до Волгограда и полтысячи километров не наберется – по нынешним понятиям рукой подать, – но Николай и представить себе не мог, что когда-нибудь попадет в этот город. И мама, Елизавета Григорьевна, отговаривала уезжать: не могла понять, откуда у ее сына, выросшего вдали от больших судоходных рек, такая тяга к ним. Но перечить не стала; сын, повзрослев, характером твердым и самостоятельным все больше походил на отца. Тот тоже, бывало, если что решит, назад не поворачивает.
Николай с детства, гордился отцом, который в годы войны был заместителем командира взвода. Мальчик знал немало военных историй и особенно часто просил отца рассказать, как он бежал из плена, попал в болота и, прячась от преследователей, сидел под водой, дыша через камышинку. Потом сам попробовал сделать так же, да ничего не получилось, чуть не захлебнулся.
Любил отец петь фронтовые песни и те, что были написаны о войне в последнее время. Пел душевно, и лицо его становилось то суровым, то задумчивым и добрым. Больше всего старшему Твердохлебу нравилась песня, в которой есть такие слова: «Должен и сын героем стать, если отец герой...»
С раннего детства, так уж вышло, Николай хотел быть матросом. Кто-то из старших приятелей рассказал про Волгоградское .профессионально-техническое училище речного флота. Вот туда Николай и поступил. Но вместо дальних походов на неведомые острова была будничная работа рулевым машинистом на гидроперегружателе. Может быть, и незаметная со стороны, а все же она нравилась ему; нравилось чувствовать себя самостоятельным, необходимым другим, по душе пришлись ему и новые товарищи.
На работе было радостно, а вот вечером... То в кино, то на танцы, то бесцельное шатание по улице со сверстниками – скучно. Да недолго пришлось скучать Николаю, не подходящим для этого дела оказался у неге характер.
Занятие по душе нашлось вскоре после того, как он впервые побывал в отделении милиции... в качестве задержанного. Привел его туда участковый старший сержант Владимир Анисимович Ротов, появившийся в их дворе в тот самый момент, когда Твердохлеб собирался отлупить соседского мальчишку.
Ребята стояли перед дежурным по отделению набычившиеся, хмурые и ни за что не хотели рассказывать, из-за чего вышла ссора. Дежурный напустился, конечно, на Николая: мол, зачем, здоровый балбес, маленьких обижаешь? Скоро в армию идти, не стыдно? Николай с обидой посмотрел на отчитавшего его лейтенанта милиции и полез в карман. «Вот, – он протянул на ладони темный, весь в земле кусок металла, – у этого, – он кивнул на съежившегося «противника», – отнял».
Лейтенант осторожно взял протянутый предмет, поднес поближе к свету. «Детонатор, – едва шевеля губами, произнес он, – где взяли?»
Пришлось мальчишке рассказать, как копались с ребятами в отвалах земли на стройке, как нашли эту опасную игрушку. «Там еще есть, я припрятал под камнем», – закончил понуро малец.
Дежурный торопливо позвонил куда-то по телефону, связался по рации с патрульными, приказал оцепить строительную площадку и никого близко не подпускать...
Николай уже начал забывать об этой истории, но через несколько дней его встретил на улице тот самый участковый, что приводил в отделение, и предложил записаться в добровольную народную дружину. «Ты, видно, парень с головой, – сказал он, – нам такие помощники нужны. Земля сталинградская немало хранит «подарков» вроде того, что ты в милицию принес. Людей от них надо беречь... И еще кое от чего, – добавил он как бы между прочим. – Поможешь?»
Чуть ли не каждый вечер Николай Твердохлеб с гордостью надевал красную повязку и тут же спешил к зеркалу – убедиться, ровно ли сидит шапка, не перекошен ли шарф: люди смотреть будут. И не только походка менялась, когда рядом с дружинниками шел по улице, речь становилась другой – предельно вежливой и строгой. Так учил участковый.
Но этого оказалось мало для беспокойной и небезопасной работы дружинника. Раз поздно вечером, возвращаясь домой после дежурства, Николай увидел, как трое взрослых парней пристают к девушке. Та пыталась вырваться, но они крепко держали ее за руки и громко, во все горло гоготали. Николай, не раздумывая, бросился на помощь. Налетел с кулаками на хулиганов, что-то кричал, грозил. А кончилось тем, что те трое его крепко избили.
На следующий день их всех с помощью Твердохлеба задержали. Состоялся суд, хулиганы получили по заслугам. Но Николая сотрудники милиции предупредили, чтобы впредь был умнее, не лез в драку, а действовал спокойно и расчетливо. Ведь и опорный пункт охраны порядка был рядом и телефон под рукой. Да и спортом не мешало бы заняться. Куда же это годится, чтобы дружинника какая-то шпана колотила?!
– Так что же мне нужно было делать? Ждать, пока ограбят человека? – пытался оправдываться Николай. – Пока то да се, их и след бы поостыл.
– Рассусоливать тут, конечно, нечего, – сказали ему. – Но ты пойми, милицейская профессия, как и любая другая, мастерства требует, знаний и навыков.
Приобрести эти навыки было делом непростым – не в одном рейде участвовал Твердохлеб вместе с комсомольским оперотрядом, комсомольцами райотдела. Задержания, профилактическая работа с правонарушителями и трудными подростками, занятия в секции самбо помогли Николаю стать отличным помощником милиции.
В отделении шутили:
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.