Рассматриваю мраморную плиту, на которой неизвестный скульптор изобразил подвиги Геракла. Вот он ведет на цепи трехглавую собаку – Цербера, который, по представлениям древних греков, охранял вход в подземное царство Аид. Слева – сцена борьбы с великаном Герионом, у которого Геракл увел коров. Справа – он похищает золотые яблоки из сада Гесперид.
Мифы Древней Греции. Кажется, мы их знали всегда. С первыми книжками, диафильмами, «мультиками» вошли они в нашу жизнь. Где-то, когда-то, в какой-то дали, и временной и географической, жили удивительно смелые и сильные люди, о которых слагались предания, песни. Но вот у этого барельефа достаточно точный адрес – Крымское побережье.
Или вспомним миф об Ифигении, которую отец принес в жертву богам. Сжалившись над невинной, трепетной, как лань, девушкой, сами боги решили спасти ее и перенести в неизвестные края. Как утверждают ученые, речь идет опять-таки о Северном Причерноморье, давшем приют и спасение бедняжке. Да, непросто свыкнуться с мыслью, что древняя античность имеет самое непосредственное отношение и к той земле, которую мы хорошо знаем. Но археологические раскопки представляют вещественные доказательства буквально на каждом шагу.
И вместе с учеными ежегодно тысячи людей, приезжающих на Черное море, открывают для себя нашу «античность».
В Херсонесском музее, что в Севастополе, можно совершить целое путешествие в прошлое. С трепетным чувством внезапного открытия идешь по лабиринтам этих, словно по линейке прочерченных улиц со следами водопровода, по площадям древнего Херсонеса, где в углублениях древних плит – пригоршни воды от недавно прокапавшего дождика, где терпкий запах полыни и чебреца вперемешку с солоноватым, морским, настоянным на водорослях. Непременно выходишь на площадь, нависшую над морем; здесь сохранились остатки храма. Колонны из голубоватого проконесского мрамора, увенчанные пышными капителями, мраморный пол центрального и расписанные удивительной мозаикой полы боковых нефов, любовно восстановленные археологами. И уже совсем нетрудно представить, как восходящее солнце, проникающее в мрачное с виду здание через высоко расположенные – почти над самой крышей боковых нефов – окна, заливает своим торжественным светом все пространство, создавая возвышенное настроение. А далеко внизу, на огромных валунах, греются на солнышке реальные, бронзовые от загара мальчишки, нанырявшиеся до огненных чертиков в глазах. Вот один разжимает кулак. На ладони – старая потертая монета, которую, возможно, когда-то чеканили здесь же, на монетном дворе, мимо которого, полностью восстановленного, проходят все экскурсанты. Соприкосновение с историей не оставляет равнодушным никого. Поднимаясь на гору Митридат, волнуешься, будто сдаешь трудный экзамен.
Еще у подножия вдруг обращаешь внимание, что стоишь на плитах, которым и возраста не определить. Может, их добывал в незапамятные времена в каменоломне, а потом грубо обтесывал и мостил ими площадь безымянный раб-строитель столицы древнего Боспорского царства Пантикапеи, которая была на месте нынешней Керчи. Есть в планировке тесных митридатских двориков и сегодня что-то от давно прошедших времен, когда каждая пядь земли внутри крепостных стен доставалась с боем, и двери, окна помещений выходили, смотрели в небольшой, увитый виноградом дворик. Но вот террасы-улицы обрываются. И опять затянутые дерном, поросшие кустарниками склоны, приоткрывают каменные плиты площади, колодцы, фундаменты жилых домов, следы оборонительных башен и крепостных ворот, стены и колоннады здания...
Будто невидимая, но неразрывно античными поселениями. Одним даровала долголетие. Двадцать пять веков стоит Феодосия, основанная выходцами из Милета на берегу удобной бухты, выгнувшейся в форме лука, наводя на мысль о некоем сказочном Лукоморье. Двадцать веков простоял Херсонес, пережив расцвет не только античного, но и средневекового города.
Другие, не успев выйти и из юношеского возраста, были стерты с лица земли. В районе Судака и Нового Света археологи до сих пор ищут остатки Афинеона, о котором упоминает еще древний автор Флавий Ариан.
Как правило, все эти города стали появляться на берегах Черного моря примерно с VII века до нашей эры. Одни раньше, другие позже. Это были самостоятельные рабовладельческие города-государства, или полисы, поддерживающие экономические, культурные, религиозные связи с метрополиями. Об этом более чем красноречиво говорят предметы материальной культуры, которые сегодня можно увидеть не только в местных, но и в столичных музеях. Многие, наиболее ценные, хранятся, например, в Эрмитаже. Вчитайтесь в эти названия: Пантикапея, Мирмекий, Тиритака, Нимфей, Киммерик, Феодосия – это в восточном Крыму. Херсонес, Керкинитида, Капос-Лимен, что расположились на западном побережье. Музыкой утерянных инструментов звучат они.
Но не спешит прошлое расставаться со своими тайнами. На самом деле, не всегда «на местности» мы найдем отчетливые следы изначальной Керкинитиды на месте нынешней Евпатории, Капос-Лимена или Прекрасной Гавани в современном Черноморске. Мы знаем. где была античная Феодосия, она же – средневековая Кафа. Но можем долго бродить, спускаясь к морю, этими изогнутыми сразу в трех измерениях улочками, которые успевают скользить вниз, забирать вправо или влево и даже накреняться из стороны в сторону, как палуба корабля при сильной качке, но вряд ли воочию увидим то, что искали. Разве что в раскопе возле башни Криско на Карантине найдем каменную кладку исчезнувшего города. По этому поводу еще А. С. Пушкин, путешествующий в Крыму, писал брату: «Морем мы приехали в Керчь. Здесь увижу я развалины Митридатова гроба, здесь увижу следы Пантикапеи, думал я, на ближайшей горе среди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных – заметил несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни – не знаю. За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнившийся с землею – вот все, что осталось от Пантикапеи».
С той поры кое-что удалось археологам отвоевать у времени, в той же, например, Пантикапее. Но далеко не все. В этом плане больше всего, пожалуй, повезло Херсонесу. Буквально у входа в музей будто из земли растет, распустился округлой чашей большого цветка античный театр – единственный известный сегодня на территории нашей страны. Рядом грандиозные, еще и сейчас готовые принять на себя удар врага оборонительные стены со знаменитой башней Зенона, которые по сохранности не уступают фортификационным сооружениям других городов Древней Греции. И это простояв двадцать веков!
«Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно, – писал А.С.Пушкин, – не уважать оной есть постыдное малодушие». Значение этих слов понимаешь, набродившись досыта среди этих каменных летописей, попытавшись представить, какими были эти люди, жившие так далеко от нас. Вот дорога, ведущая к Херсонесу. Петляет она асфальтовой сине-сиреневой лентой, огибая новые жилые микрорайоны нынешнего города. Где-то здесь, из-за этой Девичьей горы, по этой же дороге, только выбитой копытами лошадей, в клубах пыли неслась конница скифов, ставших грозной силой в Северном Причерноморье на рубеже эр. По ней же спешил на помощь полководец Диофант, посланный из Пантикапеи Митридатом по обоюдному договору обеих сторон. Правда, за эту помощь Херсонесу пришлось расплачиваться независимостью и войти в состав державы Митридата. Да, только такой ценой удалось избежать разрушения, города. И опять же отсюда, из этой степи привел свое войско киевский князь Владимир, чтобы взять приступом город. И где-то здесь сделали херсонитяне подкопы под этими неприступными стенами и за ночь уносили всю ту землю, которую за день насыпало около них войско Владимира, чтобы поутру идти на приступ этих стен.
Вряд ли мы сегодня найдем даже среди восстановленных кварталов древнего Херсонеса дом, в котором жила Гикия, дочь Ламаха, одного из правителей Херсонеса. Ни в одном справочном бюро не дадут ее адреса. Но мы с ней знакомы. Не только ее имя, но и рассказ о ее подвиге дошел до нас сквозь века. Как рассказывают каменные надписи, царь Боспора женил на ней своего сына, чтобы спустя некоторое время воспользоваться этим обстоятельством и попытаться произвести в городе переворот, лишив его независимости. Боспорский царевич тайно стал прятать в подвалах своего дома воинов, с помощью которых собирался ночью напасть на горожан. Об этом случайно узнала Гикия и, рискуя своей жизнью, успела предупредить сограждан. Переворот не удался, они погибли в огне дома Гикии. Благодарные херсонитяне наградили Гикию высшей наградой – ей, увенчанной лавровым венком, была поставлена статуя на главной площади города – агоре.
И не на этом ли самом месте, где стою я, на тесноватой по сегодняшним меркам площади, когда-то окаймленной фиговыми, тутовыми, кевовыми деревьями, волнующийся юноша, доказывая свое право на гражданство, срывающимся голосом произносил перед собравшимися присягу граждан Херсонеса, в которой каждое слово было проникнуто одной главнейшей заботой – защита и безопасность отечества. «Я буду единомышлен о спасении и свободе государства и граждан и не предам Херсонеса, Керкинитиды, Прекрасной Гавани и прочих укрепленных пунктов и из остальной территории, которою херсонесцы управляют или управляли, ничего никому, ни эллину, ни варвару, но буду оберегать все это для херсонесского народа», – доносится к нам сквозь века.
А на другой площади, место которой до сих пор не могут указать точно археологи, где-то у подножия горы Митридат вел на восстание против могущественных владык рабов и городскую бедноту скиф Савмак. И не здесь же, на этой самой не найденной сегодня агоре, решилась судьба самого Митридата IV Евпатора, подчинившего себе Боспорское царство, – выдающегося правителя своего времени. Если судить по рассказам древних авторов, незадолго до похода на римлян против него поднялось войско. Мятеж возглавлял царевич Фарнак. С террасы своего дворца, который находился на горе, за стенами акрополя, престарелый Митридат видел, как вручались сыну атрибуты царской власти. Но ни договориться с восставшими, ни бежать он не мог. Бесплодной оказалась попытка отравиться: царь едва ли не с детства принимал яды, чтобы не быть отравленным, и привык к ним. Тогда Митридат приказал заколоть себя – это сделал начальник его охраны.
Какой удивительной эстафетой дошло до нас это веление древних, которое запрещает в битве бежать пред любой военной силой врага, но велит, оставаясь в строю, одолеть или самим погибнуть»?
Отвоевать у истории хоть кусочек ушедшей жизни – это все-таки полдела. Куда сложнее добытое с таким трудом сохранить, доставить в целости и сохранности нашим детям. К сожалению, в этом убеждаешься на каждом шагу, знакомясь с античными городами Крыма. Естественно, обо всех случаях не расскажешь. Но бесспорно одно – плохо мы еще бережем наше прошлое, позволяем себе быть с ним небрежным. Сколько еще надписей, своеобразных автографов экскурсантов встретишь в таких недоступных местах, что только диву даешься – как они туда добрались, не сломав шеи. Более того, есть сооружения, которые пережили века, а под напором туристов устоять не могут. И это грустно. И не только в туристах дело. Всего лишь один пример. Достаточно интересным открытием последних десятилетий советских археологов можно считать систему земельных наделов-клеров в округе Херсонеса. Это удивительный памятник экономики и земледелия рабовладельческой эпохи, равного которому нет во всей обширной области Средиземноморья. Раскопана, например, усадьба, построенная в конце IV – начале Ш века до нашей эры. Она долго существовала, не раз перестраивалась. В углу ее обнаружена башня, сложенная из массивных блоков камня. Рядом баня. Но главное – удивительно хорошо сохранился винодельческий комплекс с двумя давильными площадками и грузом для пресса. Древние люди были не только воинами, но и прекрасными земледельцами, виноделами, мастерами по засолке рыбы, выделыванию кож, гончарному ремеслу. Это еще раз подтверждают последние находки. Но, к сожалению, большая часть клеров уже безвозвратно погибла для нас с вами. Достаточно сказать, что если в 1955 году их было взято на учет 83, то сегодня эта цифра сократилась почти вдвое и продолжает уменьшаться. Город стремительно растет. Ему тесно в старых рамках. Он жадно тянется к морю. Это понятно. И тем не менее, не считай их охрану только делом археологов и музейных работников, и польза была бы для всех, и в воспитательном, и даже производственном отношении. Заинтересовались же, например, виноделы, виноградари, агрономы Крыма последними находками археологов. Теперь они частые гости на раскопках. Организация земледелия и древней агротехники виноградарства задает еще много вопросов специалистам. И не на все найдены ответы. Поэтому они договорились с археологами, позаимствовали у них найденный винодельческий комплекс и в целости и сохранности перенесли его на лабораторный полигон Всесоюзного института виноделия и виноградарства «Магарач», который постараются использовать для изучения технологических процессов древнего виноделия. Будут искать, экспериментировать. Вот когда ощущаешь эту бездну времени. Спросил бы, и все дела. А спросить-то и не у кого. Разгадывай загадки, заданные твоими предками.
И как намного интереснее найти на них ответы самому, в буквальном смысле слова докопаться если не до сути, то до находки, которая приоткроет завесу неизвестного! Об этом мне говорили студенты Московского и Свердловского университетов. Московского областного педагогического и Севастопольского политехнического институтов, с которыми познакомилась на раскопках в Херсонесе. Одни работали в экспедиции, потому что их профессия в будущем прямо или косвенно связана с археологией, другие – по велению сердца, именно «чтобы приобщиться к истории». И вторых, как ни странно, было больше. «Обыкновенная рабочая сила, землекопы», – подшучивают они сами над собой, ловко орудуя то лопатой или киркой, а то и ножом и щеткой, руками, чтобы вдруг не повредить незамеченный черепок, украшение или другой предмет такого далекого быта, виртуозно провозя наполненные землей тачки по скрипучим мостикам, проложенным вдоль и поперек раскопок.
– Мы говорим – соприкосновение с историей, – наиболее точно выразил мысль Валерий Борисов, выпускник Московского областного педагогического института, староста кружка древней истории и археологии. – Пустые слова, если не потрогал эту историю своими руками, если не подержал в руках вот такой черепок. – Он наклонился и поднял с земли только найденный, еще весь в глине, кусочек. – Да еще определить надо, чья эта тонкостенная чаша с выпуклым орнаментом, о чем рассказывает, в каком веке ее мастер обжигал. Когда определишь это, такое чувство радости возникает и гордости за того мастера, мне неизвестного, но ближе которого мне в этот миг нет человека. Наверное, это и есть сопричастность. Неравнодушие к прошлому. К себе в конечном счете.
...Держу на ладони зерна пшеницы, сохранившиеся с той поры, – недавняя находка археологов. Они скорее похожи на пепельно-серые дробинки. Какой пахарь их вырастил, какой земледелец не засеял ими вновь поле, не испек хлеба? Вряд ли когда узнаешь. Но вот они. как эстафетная палочка, дошедшая по назначению. И хочется верить: брось их в землю, дадут они всходы. Спустя тысячелетия. Это и есть связь времен, то, что мы называем историей...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Подвигу молодогвардейцев – 40 лет