Молозиво показалось Муке жиже обычного. «Наверное, третий день тому, как разрешилась Аймуйиз», – подумал он. Но вкусным было молозиво, необыкновенно вкусным. Жестом он предложил угоститься и Шынаркуль.
Пора было отправляться восвояси. Шынаркуль вынесла из дома чапан, камчу, вчерашний урюк, завернутый в белый платок. Мука оседлал лошадь. Шынаркуль хотела было натянуть недоуздок на мордочку теленку, но тот, живо увернувшись, юркнул под брюхо матери. Далеко он, правда, не посмел убежать... Пока Шынаркуль надевала на него недоуздок, он дрожал, не отрывая больших выразительных глаз от старушки.
Мука сел на коня. Аймуйиз снова пошла впереди. Шынаркуль сама повела теленка в поводу. Только за холмом отпустила его. Попрощалась за руку с Мукой.
– Будь здоров, Мука! Завернешь ли сюда еще или не завернешь? Если найдутся такие, что поинтересуются мной, не говори, что одна я здесь. Скажи, жаль ей родного становища, не может оставить могил родных, потому и живет там. Так и скажи, Мука.
На сей раз Шынаркуль не расплакалась. Только голос задрожал, выдавая волнение.
– Прощай, Шынаркуль! – сказал и Мука дрогнувшим голосом. Произнести что-нибудь еще не хватило сил.
Удалившись порядочно, обернулся. Шынаркуль все еще стояла на холме. Белый жаулык ее трепетал на степном ветру.
Мука уже не рассчитывал, как вчера, время, когда доберется до аула. Он, кажется, и не спешил туда. Аймуйиз шествовала в двух-трех шагах впереди, теленок, волочивший за собой хвост недоуздка, неотступно следовал за нею.
И они не спешат...
Мука думал, но не о том, что ждало его впереди, а о том, что было. Молодость вспоминалась. Талтоган, становище его предков, место, где прошла его молодость, Шынаркуль. «Надо поехать осенью в Талтоган, полить урюк, – размышлял он. – Фрукты ведь. Пусть зеленеют... Единственные живые существа на безлюдье. Нельзя допустить, чтобы они погибли. А Шынаркуль – надо про это сыновьям сказать – к зиме в район перевезу. Обязательно перевезу».
В полдень Мука добрался до родника у основания Шырагдана. Здесь он спешился. Из родника напились и он, и корова, и теленок. Старик не торопился. Снял узду с лошади, пустил ее попастись на сухостое возле родника. Теленок мигом нырнул под брюхо матери. Старику вспомнилось, как он гнал вчера несчастных животных, – стало стыдно. А как он тащил волоком теленка! «Господи, как у меня хватило духу! Какой я все же жестокий! Не он бы, этот телок, так я бы в Талтоган и не заглянул бы никогда. Да, это он, он притащил меня сюда. У, озорник забавный!..»
Встав, старик хотел было приласкать теленка, который, напившись молока, блаженно вытягивал теперь спину на солнце, но тот метнулся к матери. Когда корявые пальцы старика прикоснулись к его спине, он весь так и замер на месте, напружинился, задрав высоко голову. Страха в глазах не было. Разве что удивление и чуточку высокомерие. «Ишь, гордец какой!» Старик ласково провел ладонью по шее. Теленок выжидательно стриг ушами.
На подъеме Мука не стал садиться на лошадь. Пошел, ведя в поводу одной рукой лошадь, а второй – теленка. Солнце затмили тучи. Старик обрадовался. «В жару попробуй полезть на гору! Особенно с таким вот телком!» И действительно, подъем на гору оказался тяжелым. Уже с первых метров у теленка начали заплетаться ноги. И Аймуйиз сбивалась с хода, бесконечно озираясь на него. Мука устроил небольшой привал. Ему и самому этот подъем был не под силу. Давно не ходил пешком. Сняв чапан, набросил его на лошадь, а сам присел на придорожный камень.
Спустя некоторое время встал. Теленок застыл рядом с матерью. Аймуйиз яростно нализывала ему спину, бока. Опьяненный такой любовью матери, телок стоял недвижно, широко расставив ножки и низко опустив голову. «До чего любвеобильна к чаду своему», – подумал Мука, не отрывая глаз от коровы.
Снова пошли вперед. Отдыхали то и дело. У Муки свистело и першило в легких и руки дрожали, но он находил в себе силы подгонять теленка.
Тучи, заволокшие небо, стали постепенно сгущаться. Вскоре закапал дождь. Старик забеспокоился: «Как бы град не пошел. И укрыться-то поблизости негде». Опасения старика оказались не напрасны. Полил шумный дождь. Да какой еще! Холодный-прехолодный! Каждая капля – точно молот по телу. Теленок, съежившись, спрятался под матерью.
И все-таки они продвигались вперед. Через какое-то время старик отпустил лошадь, занявшись одним лишь теленком. Одной рукой он держал его за недоуздок, а второй подталкивал сзади. Они с великим трудом перебирались через потоки воды, несшиеся со склона. Идти стало еще тяжелее. Один раз теленок, поскользнувшись, упал и вдобавок перевернулся через голову. Мука, пытавшийся удержать его, вместе с ним окунулся в мутный поток.
Дождь усилился. Теленок превратился в жалкий комочек. И на Аймуйиз было больно смотреть. Только ведь после родов. «Как бы не заболела, – подумал он. – А теленок...» Лихорадочно стянув с лошади чапан, он накрыл им Аймуйиз, а на теленка набросил пиджак. Сам Мука вымок до нитки. Его начал бить озноб.
Мука облюбовал для привала подветренную сторону большой скалы. Бессмысленно было продолжать путь в такую непогоду. Следовало переждать дождь.
Наконец день прояснился. Мука снял чапан с коровы и пиджак с теленка, повесил их сушиться на скалу. Стянул рубашку и с себя.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.