Николай Крючков, народный артист СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат государственной премии СССР
Приходили мать и отец с работы, оглядывали грустными глазами жилище, нас, восемь «ртов»... Скудная пайка, пустые щи... Две заботы были главными – накормить нас и хоть немного выспаться. А ранним утром, когда едва рассветет, вновь шли родители на Прохоровскую фабрику, знаменитую Трехгорку...
Мать была ткачихой, отец работал в «складальне», таскал на горбу огромные – сорок два метра – тюки мануфактуры. Многие знакомые звали его «Афоня-солдат», потому что отец много лет служил в армии.
Тяжкий труд, голод, тиф... Типичная ситуация того времени, когда я родился. И все-таки жило в отце нечто такое, что заставляло людей улыбаться ему доброй, искренней улыбкой. И это нечто – редкий для живущего в такой жестокой нужде человека веселый нрав, юмор, настоящий артистизм, с которым он, например, проходил иногда по канату, изображая элегантного, «высшей пробы» эквилибриста... Может быть, от отца и передалось мне то, что не имеет конкретного названия, но что толкнуло меня в будущем на сцену.
Но до этого было еще далеко, предстояло перешагнуть детство, которое хоть и было нелегким, голодным, но все-таки оставалось тем временем, в котором часто не замечаешь теневых сторон жизни. Дети улицы, мы собирались ватагами, играли тряпочным мячом, придумывали себе различные приключения (кто во что горазд), а, случалось, иногда и «пылили», то есть малость безобразничали, не без этого.
Так и прокатилось детство... На Трехгорку приезжали какие-то труппы актеров (я уж и не помню, кто и откуда), показывали спектакли, отдельные сцены, героями которых были Разин, Пугачев... Показывали представления в фабричной столовой, где, между прочим, в 1905 году находился пресненский штаб восстания. Теперь на том месте Дворец культуры имени Ленина.
Так вот, те представления были первыми моими художественными впечатлениями, которые, конечно же. уступали своему наиболее сильному конкуренту – кинематографу. Я не только завидовал героям увиденных фильмов, но и очень хотел подражать им. (Сейчас я улыбаюсь, вспоминая, что это были за герои, но в ту пору, как говорится, поедал их глазами). Тогда-то и родилось во мне это самое: я тоже хочу, почему я не могу? Родилось и уже не давало мне покоя, стало мечтой.
Но мечтать мечтай, а дело делай. Ушло детство, на сорок втором году жизни умер отец, надо было помогать матери содержать семью. Поступил я в ФЗУ, стал постигать профессию гравера-накатчика. Окончил учение и начал работать на Трехгорке.
А мечта не уходила, не покидала меня... И стал я пропадать в клубе, где один из конторских работников, большой любитель театра и энтузиаст, организовал драматический кружок. В клубе, кроме того, я занимался боксом, акробатикой, борьбой. Но главными, конечно, были занятия в драматическом кружке. Ставили мы в основном монтажи. Помню, был монтаж, который назывался «1905 год», в котором я изображал сразу нескольких персонажей – рабочего, торговца, пристава... Особенно нравился публике этот самый пристав, круглый живот которого был «сработан» при помощи огромной подушки. Он был очень важный, мой пристав, хорошо мне знаком – много я перевидал полицейских в пору своего босоногого детства. Пристав всегда вызывал в публике веселый смех, а я никак не мог в толк взять, почему смеются, – ведь играл я всерьез!
Это было первым в моей жизни приобщением к сцене, первым прикосновением к мечте...
Но гораздо раньше увлечения театром родилось другое – спорт. Парнем я был живым, неугомонным, отчаянным, все во мне, как говорится, двигалось, бурлило, искало выхода. Играл в футбол, русский хоккей – был нападающим. Играл в лапту, ходил на лыжах. Зимой крутые спуски, ведущие на Трехгорку, заливали, и было высшим шиком проехать по ним прямо к воротам фабрики на одном коньке.
В ту пору начинали строить стадион Трехгорки, который позднее получил название «Красное знамя». Мы, мальчишки, как могли, помогали строителям, и, когда стадион построили, он стал родным нашим домом. Кумирами нашими были знаменитые тогда футболисты – Селин, Канунников, Рущинский. Там же, на Красной Пресне, начинали братья Старостины – Александр, Николай и Андрей, Владимир Никандров, Григорий Федотов, выступали братья Ипполитовы, Мельников, Козлов. Все они наши, пресненские... Вообще Красная Пресня дала советскому спорту много известных мастеров.
Полученная в юности спортивная закалка не раз выручала меня в будущем – в профессиональной работе, в различных житейских обстоятельствах. Помню, в первом же фильме («Окраина»), где я снимался, моего героя Сеньку-сапожника застрелили, когда он выскакивал из окопа. Лежал я «мертвый», а мимо меня бежали статисты, изображавшие идущих в наступление солдат. И вдруг кто-то… наступил мне на голову! Содрал кожу у виска, до сих пор шрам виден. Еле поднялся я тогда. И тотчас же раздалась команда режиссера:
– Еще один дубль!
Перевязал я кое-как голову и продолжал сниматься.
– Ничего, ты парень крепкий, – сказали мне.
А в фильме «Яков Свердлов» я играл рабочего, ставшего в гражданскую войну комиссаром. Предатели его расстреляют. Снимали этот эпизод в начале марта, и падать мне пришлось на запорошенный снегом лед Москвы-реки. Восемь дублей сняли, восемь раз пришлось мне падать в снег. И не простудился. Полностью отношу это за счет хорошей физической подготовки.
Шло время; я по-прежнему работал на Трехгорке, играл в драматическом коллективе фабричного клуба.
Однажды узнал, что в создаваемый в Москве ТРАМ (Театр рабочей молодежи, ныне театр имени Ленинского комсомола), вернее, в студию его, набирают молодежь с различных предприятий. Сказал мне об этом напарник, который пошел на просмотровую комиссию и повел с собой меня. Пришел я на просмотр с гармошкой – очень уж жаловал этот разудалый инструмент. Предложили мне этюд, сыграл его, а затем стал я являть свое «искусство»: пел, плясал, играл на гармошке. Приняли.
ТРАМ был в ту пору на правах студии, и, учась в этой студии, я продолжал работать на Трехгорке. Лишь окончив учебу, я окончательно перешел в сформировавшийся коллектив. И зажил совершенно новой, совершенно пока еще неведомой мне жизнью.
В ТРАМе начинали со мной такие известные в будущем актеры, как Валентина Серова и Владимир Соловьев, который, к слову сказать, играл в родном театре до самой своей кончины.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Документальная повесть