Мы все едим хлеб. И мы знаем, как пахнет наш хлеб и каков он на вкус. И, конечно, всем известно, что комбайн - это не только полированный ящик, в котором сразу телевизор, приемник и магнитофон, но и сельскохозяйственная машина. И не сомневаюсь, что вы комбайн видели. Ну, по крайней мере, из окна поезда. И как он въезжает в желтое поле, и как это поле начинает лысеть и становится серым, и тут же в кузова грузовиков сыплется зерно. Комбайн - машина сложная. Она не только большая, но и точная. И, чтобы сделать ее, нужен целый завод.

Я был на этом заводе. Ему исполнилось нынче пятьдесят лет, он юбиляр.

Совсем немножко истории

Завод привезли в Таганрог на колесах. Случилось эти пятьдесят лет назад, на втором году мировой войны. Именно в это время акционеры Русско-Балтийского общества поняли, что война будет долгая и неудачная, а Ревель (Таллин) - место и вовсе опасное. И когда они это поняли и когда после торопливых поисков нашли в тылу кусок дешевой земли и выторговали эту никому не нужную землю - то была потрескавшаяся от жары степь, голая, твердая, злые колючки и синяя полынь, - они привезли свой завод из Ревеля сюда и здесь сгрузили оборудование, чтобы в этой тиши Таганрогского залива возле абрикосовых садов и по соседству с одноэтажными домиками, серыми от пыли, делать снаряды. Началось с этого. Но затея удалась не совсем, потому что, кроме станков, им пришлось привезти сюда еще и кадровых металлистов из Москвы и Петрограда, посулив им заработки больше прежних, а жить этим людям - они приезжали без шкафов и кроватей, но с женами и детьми - было негде, разве в землянках, среди голой степи, и степь угнетала, и базар корчился от дороговизны, а строить завод нужно было днем и ночью...

В Таганроге есть еще люди, которые хорошо помнят прошлое. Но старого завода нет и в помине. Теперь это новые цехи и новые машины. Это целый городок, шумный, гулкий, гремящий, в котором двадцать тысяч жителей, уже седеющих и совсем юных, в синих комбинезонах и цветных косынках. Завод огромный, и не только в масштабах Таганрога - он работает на весь Союз. И все же о старом... Я хочу сказать, что зерно, посеянное когда-то питерскими и московскими металлистами, не пропало. Осталась и выучка, и профессиональная гордость, и умение жить широко, по большому счету, не прилипнув только к своему станку. И к этому еще и мужество и высокая организованность, без чего было вовсе невозможно в 41-м, когда завод пришлось грузить в эшелоны, перевозить через полстраны, а потом начинать работать для фронта не просто на пустом месте - там было поле, сугробы снега и не южный, жиденький, а крепкий сибирский мороз, и людей не хватало. И еще: Таганрог не мыслится без этого завода. Без него нельзя понять, откуда здесь такая уймища людей высокой рабочей квалификации.

А теперь я поделюсь с вами мыслями, которые мне пришли в голову, когда я был там. И, пожалуйста, не думайте, что не будет ничего, кроме чада, визга фрез, запаха краски и горящего железа, хотя без этого хлеб все еще не получается. В знойную августовскую пору, когда на бахчах дозревают дыни, когда термометр показывает тридцать восемь в тени и прикиньте сами, сколько он показывает в литейном цехе, - и даже легкая рубашка липнет к телу, здесь можно в обеденный перерыв сбегать к морю или посидеть возле цветов, а вечером, не расставаясь с заводом, стать футбольным болельщиком или, откинувшись в кресле, послушать оперу и посмотреть балет. И уже потом, в тишине, оставшись с собой один на один, подумать, почему стоит отмечать этот юбилей и писать о нем.

Ищу главное

Я всегда исхожу из того, что не только человек, но и любое место на земле, и дерево, и город, и даже самый неказистый переулок имеют свой характер. Это же самое относится к заводу. И важно именно это. Иначе ничего не поймешь. Иначе города и заводы станут похожими друг на друга. А мне важно, чтобы вы увидели именно этот завод, только этот, главное в нем. И я искал...

Я заставлял себя возвращаться в цехи, а потом снова приходил к главному инженеру и к директору, и бродил по чистым и прохладным комнатам Дома техники, где готовилась юбилейная выставка, и стоял возле жаток, когда их грузили на платформы, чтобы отправить в Чехословакию и Марокко, в Гану и в Индию, и даже заглянул в киностудию, где посмотрел любительский фильм о детях, которые отдыхают на Черном море, в санатории завода. И в конце концов я решил посмотреть на завод со стороны, увидеть его глазами другого человека. Так я оказался в кабинете Ханаана Ильича Изаксона, лауреата Ленинской премии, руководителя специального конструкторского бюро сельскохозяйственных машин, расположенного там же, в Таганроге.

Был день. Передо мной за большим столом сидел человек в полотняном костюме, пожилой, загорелый. Он начал рассказывать. И я услышал целую историю, занимательную, смешную и грустную историю о рождении самоходного комбайна. О том, что это, оказывается, было совсем не просто. И о том, что участвовали в этой истории и старый упрямый прицепной комбайн, которого никак нельзя было столкнуть со сцены, и косность, и глупость, и страх перед новым, и риск.

- Как знать... Как знать, было бы в стране столько самоходных комбайнов, если бы не Таганрогский завод? Они там энтузиасты. Я бы даже сказал, что это завод-энтузиаст.

Он взял папиросу, а я с любопытством следил за его черными глазами, каждую секунду меняющимися. Он был поэтом новых машин, и меня как-то удивили эти стертые слова - «завод-энтузиаст». И он, видимо, понял меня, сказал:

- Я вам объясню. Когда самоходный комбайн, можно сказать, похоронили... хоронили самую идею - это было в пятьдесят шестом году, - мы в нашем СКБ создали совершенно новый тип машины. Но, чтобы нам поверили, мы должны были показать комбайн, а не чертежи. И как он ходит и как убирает. Мы знали, что машина будет хорошая. Но как доказать? Где ее сделать? И мы пошли на завод. Просить, конечно. Потому что мы сами по себе, а завод сам по себе. У них программа, план. Им в это время как раз прислали чертежи прицепного комбайна, они должны были осваивать его, и им было не до нас. И все-таки, представьте, поверили. Посмотрели наши чертежи, и зажглись, и решили рискнуть. Они зажглись все, от директора до рабочего. И за сорок дней, - я хочу подчеркнуть это, срок просто невероятный, машина для них новая, - прошло сорок дней от первого чертежа до готового комбайна «СК-3». Они делали этот комбайн по вечерам, нашли время, металл... И потом волновались вместе с нами, когда комбайн пошел на испытания. И наш комбайн победил лучшие американские и европейские машины. И после этого был пущен в массовое производство. Вот скажите, чья в этом заслуга? Теперь понимаете? Ведь они же могли отмахнуться от нас. Я говорю вам об отношении к делу. Мне кажется, это - самое важное. Они были и остаются энтузиастами. Вы видели шасси?

Так я нашел то, что искал.

Крошечная справка. Сейчас в стране 500 тысяч комбайнов. Около трети из них сделано в Таганроге.

- Жатки, мосты ведущих колес и самоходные шасси.

- А самоходный комбайн?

- Это уже вчерашний день.

- Как так?

- А так...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.