Увязая в коричневой жиже, Сергей потащил лодку дальше, к видневшемуся впереди зеленому пологому мыску. Течение у берега было не слишком сильное, но все же приходилось напрягаться, чтобы устоять...
Еще издали разглядев жену и сына, которые уже запалили костерок и сидели рядом на своих рюкзаках, Сергей обрадовался. Костер развели они именно там, куда он и наметил себе пристать, — перед поваленной елью, на желтом песчаном пятачке. Сидели они, наверное, долго и с нетерпением ожидали, когда же появится лодка, смотрели в его сторону, и как только он показался из-за поворота, сын встал и пошел ему навстречу, а Ольга что-то прокричала сыну, должно быть, предупреждала, чтобы не промочил ноги, но за шумом воды голоса ее не было слышно.
— Ты смотри поосторожней. Тут вязко, — предостерег Сергей, подавая сыну конец бечевы. — Я и один бы дотащил. Ну, как тебе приглянулся порожек? Впечатляет?
Сын старательно выдергивал сапоги из громко чвакающей грязи, не отвечая, тянул бечеву, и Сергею показалось, что он не расслышал вопроса. «Есть вот такие лошаденки напористые, — усмехаясь про себя, думал Сергей, взглядывая на его сутулую спину и плечи, как бы перерезанные наискось веревкой. — У самой ноги дрожат, хребет горбом выгнет, а все трепыхается... Ничего-ничего... В жизни и это ему пригодится...»
В разговорах с сыном Сергей почему-то никак не мог попасть в тот единственно необходимый им обоим тон, который сблизил бы их, сделал товарищами. Обращаться с сыном как с взрослым было, пожалуй, рановато. Но ведь уже и не маленький он, этот худой ушастый мальчишка! Нет, конечно, далеко уже не маленький. И, возможно, поэтому Сергей невольно держался с ним снисходительно и полушутливо, говорил будто невсерьез и называл не по имени, а малышом либо стариком и даже думал о нем всегда с этакой полуулыбочкой, раздражаясь на себя за это и понимая, что сын чувствует его раздражение.
«Непонятный он какой-то, скрытный, — думал Сергей. — Боится, чтобы я не кричал на него, вот и молчит...»
Напротив костра они вытащили лодку до половины на берег, подошли к огню и, отдыхая, стали смотреть вниз по течению, туда, где отдаленно грохотал невидимый порог.
— Можно я обратно с тобой поплыву? — тихо спросил сын. — Можно? А мама пускай идет по берегу.
— Зачем же ей по берегу идти? — с заметным самодовольством сказал Сергей. — Мы все вместе на лодке сплывем, с ветерком проскочим. Ты видел, как там воду несет? Держись только!
Однако сын ничего не ответил, а Ольга с беспокойством посмотрела на багряные закатные облака над вершинами елей и озабоченно сказала:
— Давайте-ка, мальчики, лучше палатку поставим, а то скоро совсем стемнеет. Как бы снова дождя не нагнало. Надоела мне эта вечная сырость.
Они успели поставить палатку и поужинать разогретыми на сковородке макаронами с тушенкой, а сумерки все не сгущались, и багрянец на облаках не делался бледнее, будто уже исчезнувшее солнце вдруг зацепилось за что-то под горизонтом.
На лилово-сизом фоне прибрежных кустов, освещенных отраженным от воды сиянием, бесшумно и призрачно пронеслись две утки, совершенно черные в этом неясном, размытом свечении, они с размаху плюхнулись где-то неподалеку в мелкую осоку так, что слышен был сначала один тугой удар, а за ним тут же и следующий, и громко, не опасаясь, закрякали с каким-то протяжным поскрипыванием и заполоскались, захлюпали там, в зарослях, должно быть, вблизи своего гнезда. Сергей поднялся над костром, позевывая и лениво раздумывая, что неплохо было бы надергать на утро хариусов. «А может, вместе нам пойти? — подумал он. — Вдвоем-то веселее...» И постепенно оживляясь от мысли, что он будет ловить рыбу с почти что взрослым сыном там, где когда-то ловил один, и уже по-настоящему волнуясь от этого, наклонился к сыну, как бы опираясь, но лишь поглаживая его плечо, покашлял и сказал:
— А что, если мы с тобой сейчас хариусов на завтра заловим? Я тут одну хорошую протоку помню. Как раз по нашему берегу, только немного пониже... Ты как на это дело смотришь, малыш? Я ведь в ней еще тогда ловил...
И, не ожидая ответа, заранее уверенный, что сын согласится, направился к лодке, к корме, где были сложены у них снасти, достал смотанные лески и принялся распутывать «мушки», впопыхах накалывая пальцы об острые жала тройников... А когда они уже пошли от костра, Ольга сказала им вслед:
— Вы там долго не пропадайте. А то я одна буду бояться. Слышите?
Они оглянулись, и Сергей, радуясь, что не пришлось спорить с женой, и благодарный ей за это, проговорил, согласно кивая:
— Мы скоро, Оленька. Ты не волнуйся, мы мигом...
Протоку, посередине которой возвышался плоский, как стол, камень, они отыскали легко. Сергей ничего не сказал сыну и даже не взглянул на него, боясь, что тот заметит его волнение, а торопливо подтянул голенища сапог и медленно, оскальзываясь на круглых голышах, пошел вброд к камню. И сын не окликнул его, а присел на ствол пихты и, морщась от напряжения, закусив губу, потащил с себя короткие свои сапоги, закатал повыше штанины и, зажав портянки и сапоги в вытянутых руках, двинулся за ним.
Сергей помог ему взобраться на камень, увидел, что сын дрожит, но не стал, как обычно, выговаривать за то, что он полез в воду раздетым.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.