Лешка коротко кивнул головой и поглядел на меня тоскующими глазами.

– У тебя тоже, наверное, такой растет? – спросил меня Петюня. У меня никто не рос.

– Зажился в холостяках. Дом надо заводить тебе, Андрей, – сказал Петр и, положив на плечо сына широкую ладонь, добавил: – Сыновей растить. То, что мы нажили, надо из рук в руки передать.

Когда в школе я стал расспрашивать о своих будущих учениках, старая учительница Мария Степановна сказала мне:

– К Алексею Холодову вы внимательнее приглядитесь. Парень книжки любит. Если бы не отец, он бы запоем читал.

Мария Степановна тоже сидела сейчас за столом с красной скатертью и слушала рассказ Холодова, то и дело поправляя очки, сползавшие на курносый нос. Мария Степановна старательно прятала от меня глаза, словно судили ее. Но из судей, выбранных жителями поселка, я больше всего боялся ее. Знал, что она не будет много говорить. Она тихо опросит: «Как же это вы, Андрей Викторович, человека могли обидеть?» – И, глядя мне в глаза, будет ждать ответа. Что я ей скажу в оправдание глупостей, которые я натворил на узком перешейке во время лесного пожара?..

– Потом он к моей лодке подскочил и перевернул ее... Три копны сена по озеру так и поплыли. Ни травинки не осталось, – продолжал рассказывать Холодов.

И все, что он рассказывал, было правдой. Действительно, я утопил в озере три копны накошенного Холодовым сена. Утопил без всякого смысла, не отдавая себе отчета в поступках, хотя эти паршивые копны не имели никакого отношения к той истории, которая произошла на перешейке.

Главным в этой истории был Лешка Холодов.

Он сидел, съежившись, на кончике скамьи и старательно разглаживал на коленке и без того гладкую штанину. Уши у Лешки были белыми, как листки бумаги, и кожа на лбу сморщилась бугристыми складками.

Странно, что Лешка до сих пор не удрал из клуба. Что его удерживало здесь? Наверное, страх перед отцом.

В обстоятельном рассказе Холодова чувствовалась глухая сила. Только теперь я сообразил, что друг моего детства – мужик не из робких. Видно, он считает, что сейчас я тоже струшу и потихоньку уеду из Хиг-озера. Тогда все пойдет по-старому. Лешка будет перебирать в сарае картошку, носить веники для коз, следить за тем, чтобы в заборе ненароком не образовался какой-нибудь лаз. Будет помогать отцу по хозяйству и день за днем забывать про книжки...

Нет, Петюня, из Хиг-озера я никуда не уеду. Я заплачу тебе деньги за утопленные в озере копны и буду рассказывать твоему сыну о Горьком и Маяковском, о Диккенсе и Толстом. Я выведу его за калитку твоего дома, где ради лишнего мешка картошки ты свел под корень березовую рощу...

– Понятно, – задумчиво сказал нормировщик, когда Холодов кончил рассказывать и уселся на деревянную скамейку рядом с сыном. – Теперь Шайтанова послушаем... Для порядку, так оказать.

Лешка еще ниже опустил голову и сжался, словно над его головой занесли палку.

Я начал рассказывать людям, что случилось неделю тому назад на узком перешейке между двумя озерами.

В июне стояла небывалая для здешних мест сушь. Каждый день солнце выкатывалось из-за леса громадным шаром и начинало палить не привыкшую к жаре землю. Высохли болота, и белый ягельник уже не пружинил под ногами, а ломко хрустел, рассыпаясь, как песок.

В Хиг-озере вода осела на добрый метр, обнажив узловатые корни ивняка и засушив осоку на отмелях.

Горели леса. Почти каждую неделю на небе размазывалось жидкое фиолетовое пятно и кто-нибудь из старожилов, приставив ко лбу ладонь, вглядывался и определял:

– У Шундручья занялось...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.